Помните марсоход, который запустили исследовать Марс в 2011 году? Я был в восторге. У меня была модель этого марсохода, настолько большая, что я мог посадить на него нашу кошку и катать ее по гостиной. С тех пор я помню о Марсе, что там находится высочайшая гора в Солнечной системе, Olympus Mons
[2], и что предмет, весящий на Земле сто фунтов, там весил бы всего тридцать восемь.
Чертовски крутой план похудения, если хотите знать мое мнение. Худеть таким образом проще, чем отказаться от баранины и говядины.
Так вот, я был уверен, что стану первым человеком, который ступит на поверхность этой планеты. Много лет учился. Я действительно хотел полететь на Марс. Хотел быть первым. Но ко времени перехода в старшую школу меня опередили, так что эта мечта не сбылась.
Не то чтобы тогда я бы отказался полететь, если бы мне предложили, но это уже было не то. Большая разница: сделать что-то первым и сделать что-то вторым.
Как бы то ни было, все то время, что я в мечтах витал вокруг другой планеты, я уже находился на пути к нынешнему своему положению. Потому что я всегда искренне хотел заботиться о людях.
В городке, где я вырос, примерно в миле от нашего дома был универсальный магазин. Назывался он «У Купа». Поговаривали, что если бы мистер Купер не открыл его, вы бы в нем, вероятно, не нуждались.
Заведение это было просто чудо, хоть вовсе и не так велико, как вы думаете. Но все же большое, товары сложены в стопки до потолка. Можно было спросить у мистера Купера о любой вещи, и он ее тут же находил. Иногда для этого приходилось порыться на полках, докопаться до самой стены, но он всегда находил нужную вам вещь.
В девять лет мама уже отпускала меня в этот магазин одного, и, разумеется, мне часто предлагали туда сходить. Даже за каким-нибудь пустяком. И я бежал. Скажет мама, что нужна буханка хлеба, и не успеет добавить, что обойдемся без нее до ее следующего похода в магазин, а я уже побежал.
И вот так часто я туда бегал, что стал делать покупки по поручению соседей. Мистер Перри из соседнего дома увидит, что я побежал, остановит меня и попросить захватить для него тюбик крема для бритья или чего-нибудь такого. Даст мне два доллара, а сдачу, когда вернусь, оставляет мне. Это превратилось в прибыльное дельце. Через некоторое время я уже как сыр в масле катался – в леденцах и комиксах недостатка не было.
Но знаете, когда произошло главное событие, после которого все изменилось? Был у нас в квартале один мальчик, Рей Карсон. Крупный, крепкий, как бык, и тихий такой, но хороший парень. И вот выхожу я однажды из магазина с целой охапкой кульков, а в них разные бакалейные товары – по дороге домой мне надо было зайти еще в шесть или семь домов, – и чувствую, у меня вот-вот руки отвалятся.
Рей стоит у стены магазина, жует шоколадный батончик.
– Рей, не хочешь мне помочь? – говорю я. – А я тебе за труды заплачу.
Рей, естественно, говорит, давай помогу, потому что какому же ребенку не нужны деньги на мелкие расходы?
Дал я ему два кулька, и мы все разнесли по домам быстрее, чем если бы я был один. Под конец достал я деньги, которые мне заплатили, поделился с Реем так, что он остался доволен, и стали мы работать на пару. Я собирал заказы и делал покупки, а он помогал мне их доставить. Тогда-то я и перешел от леденцов и комиксов к видеоиграм и моделям ракет. Сложным моделям из миллионов деталей, которых всегда в наборе недоставало.
Через некоторое время пришли ко мне еще ребята, видевшие, как хорошо идут дела у Рея Карсона, и спросили, не возьму ли я и их поработать. Дошло до того, что жителям нашего квартала вообще не приходилось самим ходить в магазин.
И так мне это нравилось! Так приятно было видеть, что мама может посидеть, покрасить себе ногти, а не бегать, как ненормальная, запасая продукты для нас с отцом.
Дела пошли так хорошо, что решил я устроить для своих родителей ужин.
Пошли мы в итальянский ресторан рядом с Купсом. Я надел белую рубашку и черный галстук, специально купленный для этого случая, только я не умел его завязывать. Хотел удивить маму, спуститься в нем, но кончилось дело тем, что пришлось позвать ее наверх, чтобы она его мне завязала. Увидела она, как я пытаюсь с ним справиться, и я подумал, что лицо у нее вот-вот взорвется.
И вот пошли мы на ужин, именно пошли, потому что был чудесный вечер, и все время папа шутил, что, когда принесут счет, я испугаюсь и тут он вмешается, чтобы спасти положение. Но я загодя изучил меню на сайте ресторана и знал, что денег у меня хватит.
Я выбрал себе цыпленка пармезан, мама цыпленка марсала, а папа устроил целый спектакль и заказал себе жаркое «море и суша»
[3]. Когда принесли счет, я его взял, достал бумажник и прикинул, сколько будет, если оставить десять процентов на чай. Десять процентов, поскольку напитки родителям принесли поздновато и официант забыл принести хлеба, когда мы попросили, – как говорил отец, чаевые – это вознаграждение за хорошее обслуживание.
Я положил деньги в папку с счетом и позволил официанту взять ее, велел ему оставить сдачу себе, а отец сидел со своим бумажником в руке и с таким выражением лица, какое бывало у нашего кота, когда я катал его на модели марсохода. Да, вот так в двенадцать лет я угостил отца ужином в ресторане, где на столах стояли свечи.
Перед уходом из ресторана, когда официант отошел, отец потрепал меня по плечу, посмотрел на маму и сказал:
– Наш мальчик.
Отлично помню этот момент. Все-все, до последней мелочи. Помню оранжевый свет свечей на стене за ним, пурпурное пятнышко на белой салфетке от капли вина, пролившегося из его бокала. Взгляд, которым он смотрел на меня и который появлялся у него только тогда, когда он бывал совершенно искренен. Помню ощущение его руки у себя на плече.
– Наш мальчик, – сказал он.
Черт знает, что это было. Я почувствовал себя так, будто совершил что-то особенное. Как будто хоть я еще ребенок, но могу заботиться о них.
Да, пожалуй, именно так. Все началось с потребности сделать приятное родителям. Хотя, наверно, это и движет поступками большинства людей. Было бы по-свински нечестно, если бы я сказал, что это не имеет ничего общего с желанием жить благополучной жизнью, зарабатывать деньги, быть успешным. Все в нашем мире этого хотят. Но попросту говоря, у меня, по-видимому, есть потребность делать людям приятное.
Помню, как много лет спустя мы открывали наше первое Материнское Облако. Начинали мы довольно скромно, работало у нас около тысячи человек, но в те времена и это было немало – первое в Соединенных Штатах производственное учреждение с проживанием.
Отец к тому времени уже уволился. Это было тяжелое путешествие для него, он уже тогда болел, а мама умерла за несколько лет до этого, но он все равно вышел, и я помню, при открытии мы перерезали ленточку и прошлись с ним по общежитию, я ему все показывал.
