Между прочим, в Каринтии проживавшие там словенцы решительно отвергли предложения Корошеца, а вот в Хорватии, наоборот, стали раздаваться призывы к объединению всех членов сокольских союзов хорватов, словенцев и сербов как представителей «единого народа». Речи же югославских депутатов в парламенте с одобрения секретариатов их политических партий стали печататься в газетах без правки органов цензуры и служили настоящем кладезем для враждебной государству пропаганды.
Слабовольная реакция на все это правительства и беспримерная по своим масштабам агитация не замедлили сказаться на морально-психологическом состоянии отдельных тыловых воинских формирований, состоявших преимущественно из чехов, русинов и словенцев. В них стали отмечаться волнения и случаи дезертирства. И если во вспомогательных частях порядок вскоре удалось восстановить, то подрывная деятельность в армии в целом начала проступать все более отчетливо. При этом подстрекателями, как установили наши пункты контрразведки, всегда выступали репатрианты. В частности, 24 мая 1918 года военный министр генерал-полковник фон Штегер-Штайнер
[331] в своем обращении к премьер-министрам Австрии и Венгрии, их министрам обороны, а также министру иностранных дел писал: «Впервые после образования вооруженных сил в них отчетливо и с пугающим размахом проявились симптомы планомерного подстрекательства. До этого оно в целом носило признаки единичных случаев и никогда, как сейчас, не давало серьезного повода сомневаться в традиционно хорошем моральном состоянии войск, которые ранее легко противостояли разного рода соблазнам, не позволяя сомневаться в их благонадежности».
В заключение своего обращения военный министр призвал не стесняться в выборе средств для обезвреживания в армии агитаторов, демагогов и прочих деятелей, заявляющих, что они желают только осчастливить народы.
Такое энергичное выступление не осталось незамеченным, и в последующее время наши органы контрразведки, опираясь на поддержку военного министра, вполне справлялись со своими задачами.
Тем временем после безрезультатно закончившихся мирных переговоров в Брест-Литовске 18 февраля 1918 года немцы начали продвижение вглубь России, а мы присоединились к ним на Украине. В результате перед нашими разведывательными органами встали новые и весьма трудные задачи. Оккупация территории, населенной дружественно настроенными, но всегда готовыми поднять восстание и пропитанными революционными идеями жителями, создала весьма своеобразные условия для деятельности контрразведки, придав ей поистине огромное значение. Ведь в занятых нашими войсками практически без боя областях продолжали действовать специально оставленные русскими большевистские комитеты.
Поэтому нами была немедленно организована всеобъемлющая работа органов разведки, направленная против России и Румынии, в интересах которой стали действовать все военные атташе, в том числе в Берне, Гааге и Константинополе. А в Гельсингфорсе
[332] разместился обер-лейтенант Граб, чтобы наладить контакты с дружественной нам Финляндией.
Наиболее богатый документальный материал был нами обнаружен в Киеве, бывшем одно время чешским центром. При приближении немецких войск Масарик и совсем сломленный в борьбе с ним Дюрих со слезами на глазах покинули город. В Киеве, кипя от ненависти к Масарику, остался только секретарь Дюриха Цркал. Это был тот самый Цркал, который сразу же сообщил Керенскому о предложении чехам Корнилова участвовать в походе на Петербург. Затем чехи повернули оружие против Советов, усилив царивший в России хаос, где различные партии сражались друг с другом.
Невдалеке от Киева располагался отмечавшийся дурной славой лагерь для военнопленных «Дарница», комендантом которого являлся не менее известный с плохой стороны бывший участковый инспектор венского управления полиции капитан Зайцек. В свое время он записался добровольцем в сербскую дивизию и сражался в Добрудже, затем служил в агентурном отделе русского Генерального штаба в Киеве и только потом стал комендантом лагеря, сумев организовать команду по борьбе со шпионажем из 120 чехов. Захваченные в лагере документы мы поместили в семь ящиков и отправили в Вену. Среди этих бумаг была и картотека, где значились перебежчики, вступившие в чехословацкий легион и сербскую дивизию.
Перед офицерами разведки открылось поистине необъятное поле деятельности. Им приходилось отслеживать хаотичную военную обстановку в России, но главным образом определять военные приготовления Украины. Кроме того, они выявляли бродившие по всей стране банды, выясняли настроения населения, которое в отношении оккупационных войск становилось все более враждебным, улучшали по возможности условия обеспечения безопасности, содействовали разоружению гражданского населения, а также отыскивали замаскированные схроны с оружием и боеприпасами.
29 апреля 1918 года генерал-лейтенант Скоропадский
[333]был провозглашен диктатором, имевшим в своем распоряжении всего две пехотные дивизии, которые тоже подверглись разлагающему влиянию революции. Поэтому перспективы создания боеспособной украинской армии являлись практически ничтожными. Такое натолкнуло разведывательное управление австро-венгерского армейского Верховного командования на мысль о возможности формирования из числа военнопленных украинской национальности, содержавшихся по большей части в лагере «Фрайштадт» в Верхней Австрии, новых воинских частей.
После тщательного отбора, обучения и привития военной дисциплины не зараженных большевистской пропагандой добровольцев стали отправлять во Владимир-Волынский, где сначала была сформирована бригада, а затем 1-я украинская дивизия, начальником штаба которой назначили состоявшего ранее на службе в разведке гауптмана Петера Кватерника. В дальнейшем на базе этой дивизии планировалось развернуть боеспособную украинскую армию, а до той поры 1 сентября ее передали действовавшему украинскому правительству.
