Расследование продолжалось больше года, так как Кордс постоянно сочинял новую ложь и пытался оклеветать ни в чем не повинных людей. При этом доктор Шаупп специально не упоминал в материалах дела его настоящей фамилии, чтобы по возможности держать арест в секрете, рассчитывая раскрыть соучастников и не встревожить их раньше времени. Он обращался с подследственным очень хорошо и снискал к себе его доверие до такой степени, что Кордс рассказал ему обо всей своей агентурной работе, доказать которую на тот момент мы не могли.
В числе шпионов-аферистов следует упомянуть и Сарию, который уже был один раз осужден в 1900 году. В 1908 году этот Сария за 20 000 рублей всучил русским не представлявшее никакой ценности расписание движения поездов. Чтобы и дальше тянуть деньги у русского военного атташе в Берне полковника Ромейко-Гурко, он вступил в сговор с неким Эрзам-Стахелем, а летом 1911 года, когда я находился в отпуске, решил попытать счастья у нас. И действительно, наша разведка купила у некоего Цулиани якобы новый план Венеции с внесенными в него изменениями.
Когда я вернулся из отпуска, эта покупка показалась мне подозрительной. Мы провели экспертизу почерка Сарии, которая дала интересные результаты. Выяснилось, что в 1894 году он работал в гастрономе, хозяином которого являлся Цулиани. Озадачивало то, что последние его письма приходили не только из Швейцарии, но и из Италии и даже из Австрии, в то время как Сария, как было установлено, за последние годы из Цюриха не выезжал. Получалось, что он пользовался услугами одного или нескольких третьих лиц.
Повторная его попытка надуть нас в 1912 году успеха не имела, так как я сразу узнал «старого знакомого». Однако арестовать его удалось только в сентябре 1914 года. Он предстал перед Верховным судом в Цюрихе по обвинению в обмане Италии, Франции, России, Англии, Австро-Венгрии, Голландии и Бельгии. Тем не менее Сария со своим пособником сумел избежать наказания и принялся вновь фабриковать всякого рода фальшивки, обещая дочерям владельцев домов, в которых он снимал квартиры, жениться на них, чтобы уменьшить свои расходы, и обманывая даже своих подельников.
Быстро деградировал до уровня шпиона-авантюриста и агент тайной полиции России Исаак Персиц, бывший во время Русско-японской войны начальником разведывательного бюро тыла Российской армии. Началом его падения послужил 1906 год, когда он решил продать «Эвиденцбюро» документы, представившись офицером Генерального штаба. Когда зимой 1909/10 года он объявился в Галиции, выслать его оттуда удалось только в Италию, так как к тому времени все остальные страны уже отказывались его принять.
Впрочем, исходя из личного опыта должен сказать, что торопиться с причислением того или иного агента к мошенникам не следует. Один из самых лучших моих агентов предложил мне при первой встрече, ради которой я проделал довольно большой путь, секретную инструкцию, не представлявшую собой никакой ценности. Однако в дальнейшем он работал великолепно и не делал ни малейшей попытки навязать мне малоценные вещи.
Большинство шпионов были пойманы в Галиции и там же предстали перед судом. Русская охранка — царская политическая полиция, работавшая как внутри страны, так и за рубежом и нередко прибегавшая к содействию наших властей, использовала поездки своих агентов в Галицию для проведения рекогносцировки. Одним из них была вдова русского подполковника Софья Владимировна Корецкая, служившая посредницей и инспектором.
Уличать этих агентов удавалось с большим трудом. Так, во время процесса над жившим на пенсии финансовым директором Владимиром Вежбицким выяснилось, что бывший австрийский почтовый чиновник Филимон Стечишин являлся руководителем разветвленной шпионской сети, действовавшей в интересах России. Ему самому вместе с любовницей-помощницей удалось скрыться, и в руки полиции попала только его жена. Насколько опасен был этот Стечишин, можно судить по тому, что во время войны нашелся один патриот, предложивший свои услуги для организации убийства Стечишина и еще одного подобного шпиона по фамилии Рудской. Однако наша контрразведывательная служба такое предложение немедленно отклонила.
Поразительный случай произошел с одним глухонемым, останавливавшимся под видом рисовальщика во всех укрепленных пунктах Галиции. Его личность установить никак не удавалось, но нашелся один свидетель, который признал в нем агитатора из Киева. Вызывали сомнения и сведения о том, что этот глухонемой является неграмотным. Поэтому мы предположили, что он симулирует, и подвергли его аресту. После восьмимесячного дознания в Лемберге он был оправдан. В то время решения галицийских судов вообще были очень мягкими.
Тогда я просмотрел материалы дел за последнее время и нашел их явно неудовлетворительными — существенным фактам не придавалось никакого значения, а ложные показания брались за основу. На этом дознавание заканчивалось. Пришлось срочно принимать меры, и порядок был наведен. Причем перелом наметился только тогда, когда в следственные группы стали назначаться постоянные военные эксперты.
Небольшую радость мы испытали тогда, когда при помощи одного чешского музыканта нам удалось подстроить хорошую ловушку для главного разведывательного пункта в Киеве, который занимался преимущественно политической обработкой населения Галиции и Буковины. Этот музыкант принялся хвастать в Киеве знакомством с обремененным долгами офицером австрийского Генерального штаба, что, естественно, немедленно привлекло к нему внимание русской разведки. Для вида он дал себя завербовать в качестве шпиона, после чего сразу же заявился в полицию и попросил уточнить некоторые «детали», что окончательно укрепило к нему доверие начальника киевской разведывательной службы, проходившего у нас как полковник Маринско. После этого киевский полковник решился организовать через него мнимому австрийскому офицеру Генштаба свидание с одной красивой женщиной в Праге, которая должна была дать ему дальнейшие указания.
В общем, все прошло блестяще. Офицер Генерального штаба, женщина, фотография которой вскоре украсила нашу коллекцию, и музыкант встретились в Праге. В ходе этой встречи офицеру было предложено посетить русского полковника в баварском городе Линдау.
Наш обер-лейтенант Милан Ульманский, выдававший себя за майора австрийского Генштаба, действительно нашел на указанном для свидания месте русского полковника с характерным шрамом на лице, приобретенным во время войны с японцами, и заметно обогатил наши сведения о методах шпионажа, практиковавшихся Киевом. А вот чешский музыкант после этого был вынужден «переменить климат» и стал впоследствии дирижером военного оркестра в Черногории.
Причины прекращения затеянной нами столь многообещающей игры по поддержанию связей мнимого майора Генштаба с русским полковником, которые вскоре внезапно оборвались, выяснились лишь много позже — у нас в бюро завелся предатель, раскрывший русским нашу затею!
Требования к искусству дешифрирования в свете военного похода на Триполи
1910 год и первые месяцы 1911 года, внешне прошедшие спокойно, но скрывавшие глубинные процессы постоянно нараставшего политического напряжения, оказались для следившей за всем этим разведки благоприятными. Сами органы военной разведывательной службы в то время были проникнуты духом бодрости и взаимовыручки. Поэтому их усилия по налаживанию гармоничного сотрудничества со всеми гражданскими властями, имеющими отношение к разведывательным вопросам, не прошли даром.
