Следует также отметить, что в целом образцово поставленной Батюшиным разведывательной работе большой вред наносила излишне одинаковая экипировка агентов. Например, все агенты, занимавшиеся сбором сведений о крепостях, получали американский карманный фотографический аппарат «Экспо», который и выдал, в частности, Николая Лангнера и Ивана Соколюка (Соботкина). В 1911 году Лангнер, а в 1912 году Соколюк в сопровождении Лидии Кащенко наблюдали за большими армейскими маневрами в окрестностях одной крепости до тех пор, пока не вызвали подозрение у жандармерии, а найденные при них фотоаппараты не указали на их принадлежность к русским шпионам.
Аналогично разведцентру Батюшина был организован и разведывательный центр в Киеве, которым руководил полковник Галкин со своим помощником Беловцевым. О нем мы слышали еще чаще, поскольку он был направлен исключительно против нас, тогда как центр Батюшина работал одновременно и против Германии. А вот русский разведывательный центр в Одессе действовал через Румынию против Венгрии. Так, в мае 1914 года в одном из туристов, путешествовавшем по Семиградью
[80], был опознан русский военный атташе в Бухаресте полковник Семенов. Это дало основание предположить, что его заданием является проведение рекогносцировки на юго-востоке Австро-Венгерской империи, и такое подозрение во время войны полностью подтвердилось.
Не довольствуясь этим, русский шпионаж протягивал свои щупальца в страны Центральной Европы и из-за границы. В частности, бурную деятельность в Стокгольме развил полковник Ассанович, опираясь на поддержку бюро некоего господина Гампена в Копенгагене. Русский посланник Ассановича по фамилии Бравура, завербовавший венгра Велесси, тогда впервые со времени моего перевода в «Эвиденцбюро» заставил венгерские правоохранительные органы зашевелиться. В этом вопросе им не хватало практики, и поэтому, несмотря на помощь офицера нашей разведывательной службы в Будапеште, у них ушло целых три недели, чтобы разыскать Бравура. Едва его арестовали, как в венгерских газетах тотчас же появились публикации, освещавшие ход следствия с такими подробностями, которые могли проистекать только из протоколов дознания. Насколько слабо власти держали в руках свою прессу, показали события, происходившие во время кризиса. Опасаясь нежелательных последствий, венгерский премьер-министр не осмелился даже призвать их к неразглашению военной тайны!
Один из шпионов господина Гампена финн Ян Копп-Кепп, работавший под разными фамилиями, оказался на свою голову опознанным и арестованным в Аграме. В Королевстве Хорватия и Славония
[81] шпионы подлежали суду военного трибунала, выносившего за подобные преступления в неспокойные времена смертные приговоры. Поэтому приговор не стал сенсацией, но в исполнение приведен не был, а заменен шестнадцатью годами тюремного заключения. Правда, уже в 1915 году Копп-Кепп умер.
Опорным пунктом французского и русского шпионажа являлась Швейцария. Уже упоминавшийся полковник Ромейко-Гурко при поддержке обер-лейтенанта барона Унгерн-Штернберга прилежно вербовал там агентов и стал в результате пользоваться такой дурной славой, что, когда в 1913 году его хотели назначить военным атташе в Риме, Италия, как принимающая сторона, отказала ему в аккредитации. К сказанному следует добавить, что в небольшом городке на границе Франции и Швейцарии Анси на французской территории проживал тогда полковник русского Генерального штаба Владимир Николаевич Лавров, который, используя близкую Женеву, развил чрезвычайно активную шпионскую деятельность.
Иллюстрация тогдашней высокой шпионской активности России была бы неполной, если среди массы свидетельствующих об этом фактов не упомянуть о разоблачении деятельности в Лемберге находившегося там в отпуске казачьего офицера Михаила Додонова. Этот отпускник имел задание не только по вербовке агентов и рекогносцировке Перемышля, но и по подготовке взрывов мостов и других объектов в случае начала мобилизации. Ему удалось завербовать помощника, которого он рекомендовал полковнику Беловцеву в Киеве. Вот и получалось, что русские опирались в своей деятельности не только на друзей из русофильских кругов! Их разминкой послужила организация взрыва в Штейнфельде южнее Вены, где, несомненно, просматривался русский след.
Приведу еще несколько примеров. Один русский агент завербовал немца Германа Прюфера и поручил ему сделать в свете магниевой вспышки фотографии укреплений Кракова. Однако уже первая попытка сделать это оказалась неудачной — часовой, обратив внимание на необычное освещение, выстрелил, испортил аппарат, ранил и арестовал Прюфера. Но самому русскому агенту-подстрекателю удалось уйти.
В то же время в Лемберге при осуществлении явной шпионской деятельности попался русский подполковник Яцевич. Отделался он довольно дешево, так как тогда же русскими за подобные же дела в Варшаве был арестован наш обер-лейтенант Роберт Валолох — обе стороны охотно пошли на обмен.
Еще в 1910 году германский Генеральный штаб справлялся о русском поручике запаса бароне Мурмане, который нанес визит русскому военному атташе в Берлине. На данный запрос мы тотчас же сообщили, что в 1898 году один бывший кадет пажеского корпуса Александр Мурман был осужден у нас за шпионаж, но за то, что кадет и поручик являлись одним и тем же лицом, поручиться не могли. Но тут помог его величество случай. Нам стало известно о том, что одна вдова, а именно шестидесятилетняя баронесса Мурман, работавшая учительницей в Вене, начала уговаривать мать одного австрийского офицера склонить ее сына заняться шпионажем в пользу России. Для этого он должен был обратиться к ее сыну Александру в Варшаве. Получалось, что баронесса выступала в роли вербовщицы агентов для своего внебрачного сына, который по документам пока проходил как Йозеф Браун, так как он еще не задокументировал свое подлинное происхождение. Но в качестве барона со звучной фамилией, кавалера военного ордена Марии-Терезии решать свои задачи ему было бы гораздо легче.
За баронессой было установлено негласное наблюдение, и вскоре эта хромая мамаша с коротко подстриженными волосами была арестована вместе со своим сыном. Как оказалось, он тоже пребывал в Вене. Женщина заболела, и ее пришлось положить в больницу, а поскольку против ее сына никаких веских доказательств вины не было, то в феврале 1911 года его выслали в Россию.
Новые сведения о Мурмане нам стали известны только осенью 1911 года, когда был арестован шпион Лангнер. Оказалось, что этот внебрачный потомок дворянского рода являлся к тому времени вербовщиком и одновременно преподавателем в варшавской секретной школе по подготовке агентов. Позднее он выплыл в Берлине и Будапеште, но поймать его не удалось. Приобретя большой опыт, Мурман в феврале 1912 года отважился вновь появиться в Вене, где и попал в руки правосудия, представ во время следствия перед советником юстиции земельного суда доктором Шауппом. На судебном разбирательстве под председательством советника юстиции земельного суда доктора Альтмана с участием прокурора доктора Рихарда Урбанчича, военных экспертов гауптмана Ульманского и меня защитник доктор Моргенштерн вновь попытался прибегнуть к своему излюбленному приему с отклонением кандидатур военных экспертов. Но это ему не удалось.
