– Только тебе. Не собаке, – поправила Грейс.
Над входом висела ржавая подкова, зато саму дверь перекрасили всего несколько месяцев назад. Черная глянцевая краска подчеркивала неровности древних досок и блестела на выпирающих шляпках гвоздей.
Конни и Грейс вошли в тесную прихожую и по привычке потопали по ковру, хотя снега на ботинках не было. Разувшись, женщины остались в одних носках. Свои полосатые носки Грейс связала сама. Как, к слову, и носки дочери.
– Присаживайся пока. – Грейс махнула в сторону гостиной, что располагалась слева от прихожей. В камине дотлевали угли, а в воздухе витал запах яблони.
– Давай, помогу, – предложила Конни, поворачивая за матерью направо – на мрачную кухню.
– Нет-нет! Иди присядь, – запротестовала Грейс и заторопилась вглубь помещения.
В гостиной все было точно так же, как и тем летом, что Конни провела здесь. Вероятнее всего, в ней ничего не менялось последние лет пятьдесят. Бабушкин стол в стиле чиппендейл, за которым Конни начинала писать диссертацию, стоял у стены. Теперь на нем лежали вскрытые конверты со счетами и прочие бумаги. Два старинных гобеленовых кресла были пододвинуты к очагу. У ножек одного из них примостилась корзина с вязальными принадлежностями. Арло уже свернулся в клубок на просевшем диване и уткнулся носом в хвост. Перед окном едва заметно раскачивались пышные хлорофитумы в подвесных вязаных кашпо для горшков. Книжные полки ломились под грудами книг, копившихся веками.
На камине, прислонясь к латунному подсвечнику, стояла крошечная кукла из кукурузных листьев, с пуговицами на месте глаз. Вокруг ее шеи был повязан бантик из пряжи. Конни дотронулась до куколки кончиком пальца. Очередное напоминание о лете 1991 года. Как-то ночью Конни нашла ее помятую и позабытую за одной из книг. Просто удивительно, сколько секретов может таить в себе дом, из которого никогда ничего не выбрасывалось.
– Ма-ам? – позвала Конни. Трава так долго не заваривается.
– Иду-иду! – отозвался приглушенный голос Грейс из другой половины дома.
Заглянув на кухню, Конни обнаружила лишь мрак и загадочный взгляд женщины на портрете, что висел над обеденным столом. Сдавшись, гостья плюхнулась в кресло и протянула ноги к огню. Она бесцельно глядела на стены гостиной, а те – на нее. Чтобы занять чем-то руки, Конни выудила из кармана джинсов связку ключей. Она расположила старинный железный ключ горизонтально, меж двух указательных пальцев и принялась его разглядывать в свете камина. Древний ключ Конни нашла в этой самой комнате, в толстой Библии, пылившейся на нижней полке.
– Еще минутку! – прокричала Грейс.
Огонь с треском вспыхнул и подбросил кверху горсть искр, озаряя книжные полки золотистыми бликами.
– Тебе точно не нужна помощь?
Пальцы Конни высвободили старинный ключ из связки, и теперь он, один-одинешенек, лежал на ее ладони.
– Нет!
Ключ казался довольно теплым. Конни медленно провела им по костяшкам, как обычно делала с ручкой, когда писала или принимала экзамены.
– И чем она там занимается? – спустя какое-то время поинтересовалась Конни у Арло.
Она обернулась, рассчитывая увидеть на диване сочувствующую мордашку, но пес уже куда-то убежал. Вскоре в дверях гостиной наконец появилась Грейс, пряча что-то небольшое в ладони.
– У тебя здесь неплохо, мама, – сказала Конни первое, что пришло на ум, дабы хоть как-то разрядить обстановку, возвращая старинный ключик в карман.
– Да, знаю, – ответила Грейс, не придав похвале большого значения. Она подошла к дивану и присела рядом с дочерью. – Дорогая, позволь взглянуть на твою руку.
Конни обратила на мать округлившиеся глаза.
– Зачем это?
– У меня для тебя сюрприз, – ответила Грейс подрагивающим, нарочито беззаботным тоном, который заставил Конни поверить, что мама настроена серьезно.
– Что за сюрприз?
Грейс плотно сомкнула губы.
– Ну, давай, не тяни. Левую, пожалуйста.
Конни живо протянула руку матери, словно ребенок, не желающий получить подзатыльник. Грейс бережно взялась за запястье дочери и принялась поглаживать тыльную сторону ее ладони круговыми движениями больших пальцев, массируя суставы. Напряженные мышцы Конни начали расслабляться, а голова пошла чуть кругом.
– Сэм злится на меня, – тихо сказала она.
– Хм… – Грейс помассировала по очереди каждый палец дочки и продолжила искать новые центры напряжения на ее ладони, о существовании которых Конни даже не подозревала.
Она полностью расслабилась и откинулась на спинку кресла. Пламя очага грело ступни, а в воздухе витал запах дров и пыли. Она была дома.
– И я не знаю, почему, – добавила Конни, слукавив, хоть и понимала, что мама об этом догадывается.
Единственное, чего Конни не понимала, – зачем рассказывает об этом Грейс. Быть может, ей хочется избавиться от чувства вины?
– Хм… – снова протянула последняя.
Она положила ладонь дочери себе на колени. Угли в камине потрескивали, а умелые руки Грейс продолжали свое дело. Конни вздохнула и прикрыла веки. Вдруг она ощутила щекочущее прикосновение, раскрыла глаза и обнаружила, что мать завязала вокруг ее запястья кусок обычного колючего шпагата, к которому был привязан крошечный серый камешек. Выглядел он не красивее куска дорожной гальки.
– Что за чертовщина, мама? – воскликнула Конни тем же раздраженным тоном, каким возмущалась, когда однажды в средней школе Грейс подложила в портфель дочки корень Джона Завоевателя
[13], из-за чего ее учебники и тетрадки воняли гнилью как минимум месяц.
– Орлиный камень. – Грейс наклонилась и вынула из корзины пряжу.
– Что?
– Орлиный камень.
Пока Грейс живо шевелила пальцами, спицы звонко ударялись друг о дружку, постепенно вырисовывая пятку небольшого носка.
– Повторение сказанного ранее ничего не проясняет. – Конни чувствовала себя рассерженным подростком, и ее, как взрослую женщину, это сердило еще больше.
– Это своего рода жеода
[14]. Он полый. Смотри… – Грейс нагнулась к камню и легонько постучала по нему пальцем.
Кусочек гальки тихонько задребезжал.
– И чем же я заслужила столь изысканную, чарующую вещицу? – Конни отдернула руку и попыталась развязать шпагат, но узелок не поддался.
