Вот!
Ливви набралась решимости.
Сейчас придется терпеть невыносимую боль.
7
Кембридж. Массачусетс
Начало марта
2000
Папка была такой громоздкой, что в сумку не вмещалась. Конни пришлось нести ее, перекладывая из одной руки в другую. Прижав скоросшиватель подбородком, она искала ключи. Сегодня днем старшекурсники писали внутрисеместровый тест, после чего принялись донимать Конни паникой, что допустили чересчур много ошибок. Спрашивали, даст ли им профессор второй шанс? Устроит ли повторный экзамен? Можно ли дополнить ответ в уже написанном тесте?
Когда это старшекурсники стали такими неженками? Или это Конни зачерствела? Вопрос сложный.
Конни задержалась на час. Не так уж и плохо, учитывая обстоятельства. Еще она позвонила Сэму в рабочее время и предупредила, что у двери ее кабинета выстроилась очередь. Все довольно неплохо. Сегодня Конни не постеснялась бы выставить себе твердую четверку. Не блеск, но лучше, чем «удовлетворительно».
Пока Конни перерывала ворох скомканных чеков, рекламных спичек-книжек, наполовину израсходованной вишневой помады и ручек, из-за двери в конце коридора выглянула молодая женщина с суровым выражением лица. В носу ее красовалось кольцо, а на глазах – яркая черная подводка.
– У тебя есть отвертка? – спросила сердитая девушка.
Конни с ключами в руке и прижатой к груди рукописью ответила:
– Прости, Сара. Сейчас не очень подходящий момент…
– Сука, – захлопнула дверь соседка.
– Я тоже рада тебя видеть, – пробормотала в ответ Конни.
Она провернула ключ в замке, с облегчением отворила дверь, сбросила сумку на пол и увидела, что встречает ее необъяснимое желтое нашествие.
Все поверхности – журнальный столик перед диваном в гостиной, обеденный стол в эркере окна, книжные полки у дальней стены, мраморная каминная полка, полки у письменного стола и он сам были уставлены, завалены, скрыты под нарциссами. Нарциссы в вазах, нарциссы в пивных кружках, нарциссы в стаканчиках для зубных щеток. В стеклянных банках, кофейных чашках и питьевых кружках. Нежные белые, бледно-желтые и насыщенные, цвета желтка. Их раскрытые лепестки наполняли жилище сладковатым ароматом весны. Конни рассмеялась.
Откуда они только взялись? Столько не сыщешь и во всем Бостоне. Конни прислонилась спиной к двери, прижимая к груди папку и изумляясь нереальности происходящего.
– Привет! – Сэм выглянул в прихожую вместе с керамической кастрюлькой.
Запахло мясом в соусе чили с консервированной фасолью. Довольно аппетитно.
Сэм опустил кастрюлю на подставку. Стол был накрыт на троих. Под каждой вилкой лежала аккуратно сложенная салфетка. Горели две длинные свечи. В глубокой, наполненной водой чаше плавали цветки нарциссов.
– Как ты все это устроил? – изумилась Конни.
– Магия. – Сэм обнял любимую за талию и посмотрел на нее с улыбкой.
Конни видела это лицо практически каждый день… Сколько уже? Девять лет. Морщинки вокруг глаз. Короткие волосы, которые практически никогда не были идеально чистыми. Ровный, хоть и переживший перелом, нос… Сэм по всем углам квартиры распихивал альпинистское снаряжение. Складывал толстенные тома по истории архитектуры такими высокими стопками, что их можно было использовать в качестве маленьких столиков. И тушил мясо чили с консервированной фасолью.
Сейчас Конни была уверена как никогда, что скорее отрежет себе ногу, нежели вычеркнет Сэма из своей жизни. Но придется ему рассказать. Скоро все изменится. Изменится мгновенно, и как прежде уже не будет никогда.
И это хорошо.
В висках Конни запульсировала кровь.
Сэм это заметил. Заметил, что в ее лице что-то переменилось, и склонился ниже.
– Что такое? – прошептал он.
Конни прижала рукопись к груди еще сильнее. Она может это исправить. Должна! Но сперва нужно все ему рассказать.
– М-м-м, – промычала Конни.
А затем захихикала. Глупо и беспричинно.
– С тобой все в порядке? – осведомился Сэм.
Конни залилась безудержным смехом. Хохот сотрясал ее грудь, голову и все конечности. Сэм тоже начал хихикать. Как будто она уже обо всем ему рассказала. Или он уже сам все знал. Мог ли Сэм догадаться?
«Ты все знаешь?» – мысленно спросила его Конни.
Он склонился еще ниже и поцеловал ее. Его губы были теплыми и сухими, немного растрескавшимися, с привкусом бурбона, который Сэм потягивал во время готовки.
Конни растворялась в этом дурманящем ощущении близости и позволила себе целовать его в ответ, растаяв от знакомого запаха лимонного мыла и пота с нотками скипидара. И откуда-то, из потаенных уголков разума Конни, раздался нежный шепот Сэма: «Да».
– Привет, – произнес женский голос.
– Ой, – встрепенулась Конни.
– Вы постоянно нежитесь! – Перед раскрытой входной дверью стояла Лиз Дауэрс и размахивала бутылкой, завернутой в оберточную бумагу. – Я слишком рано? Вау! Это что у вас тут за оранжерея?
Сэм убрал руки с талии Конни и поцеловал ее в лоб.
– Я принесла вина, – улыбнулась Лиз, довольная тем, что застала парочку врасплох.
– Замечательно, – ответила Конни.
– Пойло за два доллара? – Сэм забрал бутылку у Лиз.
– Что ты, – ответила та, выбираясь из пальто. – Мы же взрослые люди. Я потратила на него аж пять с небольшим.
Конни огляделась в поисках места, куда бы положить папку, и оставила ее на подлокотнике дивана – единственной плоской поверхности, не занятой нарциссами. Затем обняла Лиз, а Сэм вернулся на кухню.
– Ты уже рассказала ему? – тихонько спросила Конни подруга.
– Т-с-с!
– Конни?
– Да, знаю-знаю.
– Когда ты ему расскажешь? – прошептала Лиз.
Сэм вернулся с двумя бокалами красного вина. Один протянул гостье, а другой оставил себе. Демонстративно поднес бокал к носу, хмыкнул, пригубил напиток и принялся разглядывать его на свету.
– Хм… Крепковато.
«Он уже все знает», – подумала Конни.
* * *
После обеда Сэм и Лиз с набитыми желудками откинулись на спинку дивана. Лиз при этом положила ноги на журнальный столик. Конни опустилась на колени у камина и подула на оранжевый язычок, что полз, извиваясь, по скрученной газете. В конце концов пламя добралось до сосновых шишек, что Конни подбросила наверх, и огонь разгорелся с новой силой. Довольная собой, она села на пятки.
– Нужно найти тебе мужчину, – обратился Сэм к Лиз.
– Ха! – усмехнулась та. – Удачи.
