– Держите.
Конни поразилась, когда Луиза бросила на ее стол учетный журнал завещаний, составленных с 1860 по 1890-й год.
– Ух ты! Спасибо, – поблагодарила Конни. – Откуда вы узнали, что мне нужно?
– От нас, работников этого отдела, ничего не скроешь. Лишь коллеги из реестра актов нас превосходят. – Луиза загадочно взмахнула рукой и отошла к своему столу.
Конни вытянула руки перед собой и, щелкнув костяшками пальцев, раскрыла учетный журнал.
Поиск не отнял много времени. Верити родилась в Марблхеде, по всей видимости, в доме на Милк-стрит в 1841 году у Фэйт и Нота Бишопов.
Проведя короткое исследование, Конни выяснила, что Нот Бишоп был Марблхедским сапожником. Он шил обувь в «тэн-футере» – так местные называли домашнюю мастерскую, которой владел один из жителей Милк-стрит. Однако, если у Конни и возникли смутные надежды на то, что Фэйт удалось спасти Нота от печальной участи мужей рода Гудвин, они вскорости развеялись. Запись о завещании Нота появилась в списке за 1863 год. Вместе с заявлением Фэйт на выплату вдовьей пенсии. К тому моменту ей уже было за пятьдесят. Она жила под одной крышей со своей двадцатитрехлетней дочерью, зятем и престарелым квартирантом, которого звали Авдием.
Наличие квартиранта чаще всего указывало на бедность хозяйки.
«Я могла и сама об этом догадаться», – подумала Конни.
Она попыталась нарисовать в своем воображении, как дом на Милк-стрит выглядел в 1860-е годы. Конни вошла в калитку, которая еще не проржавела окончательно, но была уже далеко не новой. Сад выглядел живее, чем сейчас. По нему гуляли куры, хотя к тому времени стало выгоднее покупать куриное мясо в магазине, нежели заниматься разведением самостоятельно. Конни мысленно проплыла вдоль тропки из плитняка до двери, над которой была приколочена новенькая подкова.
Внутреннее убранство дома виделось Конни практически таким, каким она его знала. За исключением пары диванов, набитых конским волосом, которые до двадцатого века не дожили. Книг было много, ведь они уже стали весьма доступны. Чердачную крышу приподняли, и под ней появились две новые спальни. В гостиной под окном стоял стол со скругленными ножками, в точности как и сейчас. Только на нем лежали листы с математическими вычислениями и пара загадочных предметов. К примеру, секстант
[35].
– Странно, – прошептала Конни с закрытыми глазами.
Молодая Верити с прической «а-ля Клотильда», в скромном сером платье с воздушными рукавами и пуговицами по самую шею склонилась над очагом, чтобы поворошить угли. Она обтерла руки о фартук и огляделась в поиске своей вышивки. Верити выглядела умной и строгой женщиной. Глаза ее были серыми, а по носу и щекам рассыпались веснушки.
По пути в столовую воображение Конни задержалось на вешалке для головных уборов с множеством поношенных шапок-котелков, шарфов, и соединенных друг с дружкой варежек. Обеденный стол, огромный камин, портрет наблюдающей женщины – все это было привычным для Конни. Камин тогда еще использовали по назначению – для приготовления пищи. Маленькая добавочная кухонька появится лишь в двадцатом веке. В углу висел умывальник, а во главе стола восседала дама лет пятидесяти в выцветшем черном платье из тафты. Она перетасовала колоду, а после принялась раскладывать карты перед собой. Это была Фэйт. Видение Конни было как никогда отчетливым. Женщина казалась ей изможденной и выглядела даже старше, чем предполагалось. Ее что-то глодало. Волосы Фэйт начали редеть, а пальцы искривляться. Платье на ней было простым, но хорошего кроя. За время своего существования оно перешивалось далеко не раз. На краях рукавов виднелись потертости.
Она посмотрела на расклад, зажала пальцами виски и покачала головой. Собрав карты со стола, перетасовала колоду снова.
– Я поняла, – прошептала Конни.
Фэйт была гадалкой-предсказательницей. Ничего особенного, но и больших денег такой род занятий явно не приносил. Те листы с вычислениями, вероятно, имели отношение к астрологии – по ним она предугадывала движения небесных тел. Вообще, в портовом городке слежение за звездами было делом обычным.
В помещение, пошатываясь, вошел пожилой мужчина. По его испещренной пигментными пятнами лысине тянулись несколько длинных седых прядей волос. Опираясь на трость, старик сгибался практически пополам. Он перемещался медленно, старательно лавируя меж столов, стульев и стен. Фэйт кивнула старику, поздоровалась и снова опустила взгляд на карты.
Конни хмыкнула. Она раскрыла глаза и устремила взгляд перед собой. Затем встала и подошла к терминалу компьютера, за которым сидела Зази в их последний визит сюда. Запустила машину и застучала пальцами по клавиатуре, отыскивая данные о переписи населения Соединенных Штатов. Конни слышала, что огромное количество документов было отсканировано, но пока ей не доводилось видеть цифровые версии. Она подозревала, что в таком случае, библиотека Гарвардского университета должна была бы купить доступ к базе данных. Библиотечный ID Конни функционировал еще с аспирантуры.
Данных за восемнадцатый век она так и не нашла, однако нашла за девятнадцатый!
1870 год. Массачусетс. Округ Эссекс. Марблхед. Перед глазами Конни побежали названия улиц – одно за другим, одно за другим. Стоп.
В 1870 году в доме на Милк-стрит проживала двадцатидевятилетняя Верити Лоуренс, которая и являлась главой семьи. Также по этому адресу значились ее трехлетняя дочь, Честити Лоуренс, и шестидесятилетняя Фэйт Бишоп. Мужа у Верити не было. Прислуги тоже. В самом конце как бы невзначай упоминался Авдий. Просто: «Авдий. Девяносто шесть лет».
Авдий был невероятно стар. До невозможности. Как-то это выглядело неправдоподобно. Конни прищурилась. Может, это не девятка? Почерк был угловатым, к тому же, чернила чуть растекались. У писарей девятнадцатого века цифры часто выходили похожими друг на друга. Да, конечно же. Это семерка. Семьдесят шесть. Это уже похоже на правду.
1880 год. Конни постучала пальцами по клавиатуре, два раза кликнула мышкой, и перед ней снова возник список улиц Марблхеда. Данные переписи за этот год были уже подробнее, однако чернила самих документов сильно потускнели. Конни захотелось вернуться в прошлое, чтобы раздать всем писарям невыцветающие маркеры. В 1880 году среди жильцов дома на Милк-стрит числилась тридцатидевятилетняя Верити Лоуренс, рожденная в Марблхеде, штат Массачусетс. Она же являлась главой семьи и работала преподавателем. Судя по всему, для тех, кто занимался переписью населения, было неважно, что именно преподавал человек. Также о Верити упоминалось, что она была грамотной женщиной и что ее родным языком был английский. Следующий жилец: Фэйт Бишоп. Семьдесят лет. Рождена в Марблхеде. Как и ее дочь, владела грамотой. Занималась ведением домашнего хозяйства. По всей видимости, переписчики не сочли нужным рекламировать услуги гадалки, либо Фэйт к тому времени отошла от дел. В графе «родной язык» указан английский. Еще жилец: Честити Лоуренс. Тринадцать лет. Место рождения: Марблхед. Не работает. Грамотна. Родной язык: английский.
