Следующие несколько записей были размыты. Конни наклонилась ближе к экрану и прищурилась.
Ну конечно же. Авдий. В графе «фамилия», которую в 1870-м году оставили пустой, виднелось нечто похожее на «Хобблд». Место рождения: Беверли, штат Массачусетс. Род деятельности: моряк. Грамотен. Родной язык: английский. Возраст…
Конни сощурилась сильнее, с таким усердием, что ее верхняя губа приподнялась, обнажив зубы.
– Это невозможно! – произнесла она вслух.
– Что случилось? – подняла голову Луиза.
– Тут в данных переписи у одного мужчины в графе «возраст» указано сто шесть лет! – воскликнула Конни.
– Не может быть! – согласилась архивариус.
– Вот и я говорю, что не может.
– То есть… – Луиза вставила карандаш в точилку и несколько раз его прокрутила. – То есть это возможно, конечно. Но в такое верится с трудом.
Конни глянула на документ снова, решив, что прочла последнюю цифру неверно.
Но нет, без сомнений, это была шестерка.
– Прошу прощения, – окликнула Конни Луизу. – Могу я проверить журнал за 1850-е годы?
– Конечно. Подождите пару минут.
Луиза растворилась в дальнем конце офиса, а Конни вернулась за стол и принялась лениво листать учетный журнал за 1860–1880-е годы. Много нового она не узнала, но у нее сложилось впечатление, что остальные жители округа Эссекс умирали, будучи более богатыми, нежели Фэйт, Верити и их семья. В те далекие времена материальное благополучие обходило потомков Деливеренс Дейн стороной. От полной нищеты их отделяло лишь наличие дома и кое-какой мебели.
– Вот, пожалуйста. – Луиза положила на стол перед Конни толстый кожаный переплет, с которого не стирали пыль уже очень и очень давно.
– О боже, – сказала Конни при виде грязной махины.
Затем придвинула ее к себе и раскрыла.
Все записи за 1850-й год Конни просканировала минут за пятнадцать. Может быть, двадцать. Безрезультатно.
1851 год. Глаза Конни начинали побаливать, как бы намекая на то, что человеческим существам не полезно проводить столько времени, горбясь над книгами.
Она раскрыла 1852 год, морально готовясь к очередному тяжелому испытанию. За час или более того мимо ее столика проплыло около дюжины людей, среди которых были в основном облаченные в свитера специалисты по генеалогии с шариковыми ручками для записей и юристы в строгих костюмах с чемоданами-дипломатами. Конни добралась до 1859 года и уже начинала падать духом.
– Могу я чем-то помочь? – поинтересовалась Луиза, расположив на столе перед двумя генеологами учетный журнал за 1780-е годы.
– Нет, спасибо, – ответила Конни.
Листая страницу за страницей, она оперлась щекой о пыльную ладонь.
Конни вытянула руки над головой и почувствовала облегчение в позвоночнике. Уже почти конец.
Ноябрь. 1859 год.
Небольшой дом на Милк-стрит города Марблхеда со всем его имуществом (каким именно, не указано) передан по наследству сорокадевятилетней Фэйт Бишоп.
Неплохо. Наконец-то.
Конни медленно скользила пальцем по грязной странице, вычитывая каждое слово побуквенно. Она не хотела упустить ни малейшей детали.
В конце завещания было дополнение.
Настоящее завещание сохраняло право проживания в доме за восьмидесятипятилетним Авдием Хоббсом. Не Хобблдом, как показалось чуть раньше Конни. Мужчина обладал правом проживания в доме на Милк-стрит до самой смерти. В доме, который принадлежал его покойной жене…
Темперанс Хоббс!
Той самой женщине с портрета с четвероногим существом подмышкой. И загадочной улыбкой.
– Ты! – прошептала Конни. – Я должна была догадаться! Ах ты, хитрая ведьма!
Интерлюдия
Марблхед. Массачусетс
Конец апреля
1788
Темперанс Джейкобс неслась вдоль усыпанной ракушками тропы, что пробегала мимо ее дома и уходила дальше, в лесную чащу. Острые ракушки впивались в перепачканные босые ноги девочки, а глаза жгли слезы. Она ненавидела Мехитабл Палфри. Ненавидела всей душой! Ненавидела, ненавидела, ненавидела!
Большой палец ноги Темперанс зацепился за одну из дыр в подоле ее платья, и она рухнула на землю, лицом вниз. Из глаз бедняжки посыпались искры. Она проглотила смешанные с пылью слезы, всхлипнула и кашлянула. Легкое потрясение заставило Темперанс взять себя в руки.
– Ох, – выдохнула она в землю.
От плача толку нет. Все равно никто не услышит. К тому же она ничего не сломала. Медленно и чуть дрожа Темперанс поднялась на четвереньки, а затем села на корточки и осмотрела полученные увечья. Большой палец на ноге разбит, а маленькая дырочка в подоле превратилась в огромную дыру. Нужно заштопать ее, пока не узнала маменька. Кожа на локтях и коленях разодралась. Все лицо Темперанс, а также шею и грудь усыпала ракушечная пыль. Она раскрыла рот, и нижнюю челюсть пронзила боль. Девочка осторожно дотронулась до подбородка, а затем глянула на пальцы. На них осталась кровь.
– Кто здесь? – раздался мальчишечий голос.
Темперанс с тревогой подняла глаза, ожидая увидеть усмехающееся лицо одного из задир. У Мехитабл по всему городу были прихвостни. О, как же она ненавидела Мехитабл Палфри.
Голос принадлежал мальчику немногим старше Темперанс. Высокому (даже очень) и худосочному. Таких высоких мальчишек часто дразнили. Штаны незнакомца были ему явно не по размеру. Ткань на коленях была растянута, а куртка болталась, словно мальчик донашивал одежду за старшим братом. Или даже отцом. Незнакомец шел к Темперанс со стороны ее дома.
– Ты упала? – спросил он, приблизившись к девочке. Темперанс промокнула кровь краем передника. – С тобой все в порядке? – продолжал расспрашивать мальчик.
– Да вроде бы, – шмыгнула носом Темперанс.
– Точно? Я же все видел. Ты, наверно, сильно ударилась. – Парнишка указал рукой на разодранные ладони девочки и ссадину на ее подбородке.
– Кто ты? – сердито спросила Темперанс.
– Я? Авдий Хоббс. Из Беверли.
Девочку ответ не впечатлил. Прежде она ничего не слышала о его семье.
– А ты кто? – Он опустился на колени рядом с Темперанс.
– Меня зовут Темп. Что ты делал у меня дома?
– Темп? То есть Темперанс? – Авдий широко распахнул глаза. Девочке они сразу приглянулись. Хоть и глуповатые, зато красивые. – Та самая Темперанс?
Девочка показала ему язык.
– Так ты же знаменитость, – поддразнил Авдий.
– Я? Нет.
Темперанс захотелось, чтобы новый знакомый ушел. Или же нет? Она не могла понять. Почему он задает столько вопросов? Что, если Мехитабл и остальные увидят их вместе? Темперанс тогда не жить. Она обернулась убедиться, что преследователи не свернули за ней на Милк-стрит. Обычно они сюда не добегали. Все дети боялись приближаться к дому Темперанс, поскольку верили, что ее мама поймает их и сварит на ужин. Поговаривали даже, она, мол, совершает жертвоприношения в лесу. Считалось, что лес населен духами, а мама Темперанс ими повелевала: приказывала вырывать людские языки и бросать в канаву. Изредка дети все же осмеливались подкрадываться к дому, но в основном на спор. Темперанс слушала их перешептывания, работая в саду. Хулиганы старались разглядеть что-нибудь за зеленой оградой, вставая на цыпочки, и иногда даже бросались камнями, после чего с криками бежали прочь, поскольку из зарослей забора выпрыгивала небольшая собака и какое-то время гналась за ними с лаем.
