– Что?
– Ваша мама. Она помогла мне родиться. И всем моим сестрицам.
– Правда? – осведомилась Темперанс скучающим тоном, поскольку практически каждый моряк, завидев старушку Пэтти, считал своим долгом поделиться с ней этим тайным откровением.
– Да, мэм, – продолжил юноша. – Моя мать никому больше не доверилась бы.
– А братья у тебя есть?
– Нет, мэм.
Из-за увиденного на ладони моряка Темперанс овладело чувство вины.
– А жена? – поинтересовалась она.
– Да, мэм. – Глаза парня снова приковались к рыболовному крючку.
– Чем она занимается? – Темперанс потянулась рукой к уху, словно собиралась за ним почесать, но вместо этого перебросила вперед прядь волос.
Люди, как правило, не любили смотреть ей в глаза, но женщину это ничуть не расстраивало.
– Торгует рыбой, – ответил он.
– Ясно. – Темперанс поднялась и подошла к швейному столику, что располагался под окном.
– Это вы?
Она знала, что гость имел в виду ее нарисованное подобие, зорко наблюдавшее за ними со стены.
– Ага.
Темперанс раздражал собственный портрет. Следовало тогда взять деньгами.
– Поразительное сходство, – немного удивленно заметил моряк. – Ваши волосы на портрете прямо как в жизни.
– Картина была платой за мои услуги, – резко бросила она, не желая выслушивать бессмысленные дифирамбы художнику.
– Ох. – Молодой человек потупил взор. – Я не смогу заплатить такую цену.
Каждый раз одно и то же. Моряки приходят к ней постоянно. Они боятся и стыдятся этого страха, а Темперанс старается придать им уверенности, но у нее ничего не выходит. Если им на глаза попадается Пэтти, они сознаются в давней связи с ее семьей, являя тень своей детской сущности. Затем, устыдившись слабости, жалуются на бедность.
Темперанс выдвинула ящик швейного столика, запустила руку в заплечную суму и достала со дна предварительно подготовленный моток шпагата с тремя узелками. По виду он не сильно отличался от линя, с помощью которого измерялась скорость хода судна.
– Полдоллара, – сказала Темперанс.
– Но… – попытался возразить моряк, округлив глаза и смяв шляпу сильнее.
Темперанс зажала конец шпагата двумя пальцами и взвесила в воздухе, словно мертвую змею.
– Это того стоит. Смотри. Развяжешь один узелок – обретешь спокойствие. Развяжешь второй – и ветер позволит поставить парус. Развяжешь третий – разразится шторм.
– Это правда работает? – Нервные пальцы юноши теребили несчастную шляпу.
– Абсолютно. – Темперанс многозначительно ему улыбнулась.
Над головой скрипнула половица: кто-то из членов семейства подслушивал разговор через напольную щель второго этажа.
Гость пошарил в кармане парусиновых штанов.
– У меня есть пять центов… – Он протянул Темперанс натруженную ладонь с лежащей на ней монетой.
– Это все?
Парень из Беверли глядел на перевязанную узелками веревку с неподдельным желанием скорее ее заполучить.
«Несчастное дитя», – подумала Темперанс.
Она тяжело вздохнула, и в глазах моряка сверкнули огоньки надежды. Он понял, что женщина практически готова ему уступить.
– Ладно, – сдалась Темперанс.
Она забрала монету и спрятала в карман. Затем зажала шпагат в руках и прошептала коротенькое заклинание. Жгучая искра подсказала, что все получилось. Боль была достаточно резкой, но Темперанс научилась не придавать ей значения. В эти моменты она словно покидала собственное тело и отделялась от боли. Со стороны эти неприятные ощущения казались сущими пустяками. Тем более когда за них платили.
Темперанс опустила шпагат на нетерпеливую ладонь юноши. Вокруг ее пальцев еще клубился едва различимый голубоватый дымок.
Молодой человек сжал веревку, словно величайшую драгоценность.
Вдруг дверь распахнулась и на кухню ворвалась босая девочка лет шести. Ее каштановые кудри разлетались, а из мальчишеских штанов торчал край рубашки. Девочка, натыкаясь на ноги Темперанс, подбежала к козлам, и оттуда выпрыгнул небольшой развеселившийся пес.
Женщина погладила ребенка по голове и сказала:
– Давай, возвращайся к бабушке, мама работает. – Хотя на самом деле была рада ее появлению.
Молодой моряк утер кулаком слезящиеся глаза и нос и сунул шпагат в карман.
– Нет! – возразило дитя. – Ты говорила, ужин всегда на первом месте.
Девочка подхватила сопротивляющуюся собаку и спрятала лицо в пушистой шерсти. Темперанс грозно глянула на дочь и указала на дверь. Малышка убежала вместе с недовольным животным в руках, захлопнув за собой дверь.
Судя по всему, уходить юноша не собирался.
– Все в порядке? – поинтересовалась Темперанс. Моряк переминался с ноги на ногу. Под подошвами его ботинок поскрипывал песок. – В чем дело?
– Да, я…
Парень первый раз, с тех пор как переступил порог ее дома, посмотрел в глаза Темперанс. Она знала, что ему нужно. То же, что и всем остальным.
– Он не продается. – Темперанс неосознанно провела рукой по корсету, словно желая убедиться, что ее секрет все еще на месте.
– Если бы вы только знали, как это важно для меня! – Юноша стиснул в кулаке лежащий в кармане перевязанный узлами шпагат.
– Ни за какие деньги… – начала терять терпение Темперанс. – Лучше ступай.
Она протянула руку для прощального рукопожатия.
Моряк водрузил помятую шляпу на свою поникшую голову. Его губы вытянулись в тоненькую линию, а лицо заметно побледнело, несмотря на загар. Он коротко пожал руку Темперанс и вышел, захлопнув за собой дверь.
Через гипсовую стену она услышала, как гость пожелал доброго вечера сидящей в гостиной Пэтти, после чего рухнула на стул у козельного стола и помассировала виски. Над головой раздался топот, и вниз посыпались песчинки. Затем звуки шагов послышались на лестнице и по направлению к кухне.
– Ничего не говори, – сказала Темперанс, не оборачиваясь.
– Пять центов? – воскликнул Авдий.
Она вынула монету и, поддев ее ногтем большого пальца, подбросила в воздух. Авдий поймал пятак на лету, попробовал на зуб и спрятал в карман.
– Это все, что у него было, – ответила Темперанс, стараясь оправдаться.
– Вздор! – возразил Авдий, подходя к жене. – Он лжец.
Темперанс сокрушенно глянула на мужа. Кожу его лица иссушили палящее солнце и соленый ветер, виски посеребрила седина, а волосы были по-старомодному собраны в длинную косичку, перевязанную лентой, – поскольку это нравилось Темперанс.
