– Нет, – ответила она.
Авдий положил руку жене на шею и помассировал ноющий затылок.
– Может, пусть лучше твоя мать попробует? – спросил он настолько мягко, насколько смог.
– Ты ведь знаешь, она не в состоянии, – огрызнулась Темперанс.
Остаточные болевые ощущения начали постепенно рассеиваться.
Руки Пэтти начинали трястись примерно в одно и то же время после полудня и продолжали до тех пор, пока она не делала первый глоток рома. И то это помогало не всегда. Глаза затуманились то ли от выпивки, то ли от старости. Или от того и другого сразу. Принимать роды она больше была не способна.
Авдий взял стул и уселся рядом с женой.
– Ты должна требовать больше.
– Они не заплатят.
– Заплатят.
– У них ничего нет! – крикнула Темперанс.
В этот момент дверь приоткрылась, и в щелочке показалась усатая мордашка. Пес шмыгнул на кухню и улегся под козлами.
– Мама! – позвала Фэйт из другой комнаты.
Темперанс сжала ладони в кулаки и потрясла ими перед собой, с трудом подавив желание опрокинуть миску с супом и сбросить со стола травы.
– Уже иду! – откликнулась Темперанс тоненьким голоском.
Но Авдий стиснул ее руку.
– Ты хотя бы ела сегодня? – спросил он.
– Я варила одуванчиковые листья, – ответила она.
– Слушай… – Авдий поднялся на ноги. – Братья Орне предложили мне работенку. В Большой банке.
Темперанс вдавила ноготь большого пальца в столешницу.
– Ни за что.
– В это время там спокойно. А братья опытные моряки. К тому же я могу попросить аванс.
– Категорически нет, – решительным тоном отрезала Темперанс.
– Всего два месяца. Ни днем более.
Темперанс закрыла глаза ладонями и залилась истерическим смехом.
– Ты же можешь все устроить, – возбужденно зашептал Авдий. – Для чего это все? Господи! Стараешься ради других, а твоя собственная семья умирает от голода!
Из другой комнаты позвал пронзительный голосок Фэйт:
– Мама!
Пэтти что-то пробурчала, стараясь утихомирить девочку, но в ответ раздались тихие всхлипывания. Фэйт часто плакала, когда родители ссорились. Пэтти делала все возможное, чтобы те не слышали рыданий дочери, и прижимала ее к своему плечу. Карие глаза Авдия излучали тепло, и Темперанс находила в них успокоение. И то, что ей приходилось питаться отваром из трав, сорванных среди деревьев позади дома, не слишком ее огорчало.
Для Фэйт Темперанс добавляла в суп яйцо. И для Пэтти – тоже. От старости мать отощала. Вес медленно, но верно покидал старушку.
Однако яиц почти не осталось. На пять центов можно купить еды, но надолго ли ее хватит? На месяц? К этому времени флот покинет берега, и ждать, пока какой-нибудь напуганный юноша вновь поскребется в дверь, придется до самого знойного лета.
Весна – голодное время года.
Авдий дотронулся до щеки жены обветренной ладонью.
Темперанс взволнованно запустила руку меж своих теплых грудей, забираясь все ниже под оборки, нашитые внутри корсета. Кончики пальцев нащупали уголок сложенного в несколько раз и опечатанного сургучом конверта. Он всегда был при ней. Пэтти говорила, так будет безопаснее. Но Темперанс считала эти меры предосторожности излишними. Каждый в городе знал, где они живут и что брать у них нечего… За исключением некой маленькой и ценной вещицы, представляющей особую ценность для тех, кто уходит в море.
Темперанс зажала конвертик двумя пальцами и вынула его из тайника. Ее глаза встретились с глазами Авдия и затуманились почти добела.
20
Белмонт. Массачусетс
Конец апреля
2000
Вибрация двигателя «вольво» ощущалась в педалях и руле, который сжимала Конни, стараясь изо всех сил сосредоточиться на дороге. Стрелка спидометра указывала на отметку восемьдесят километров в час. При том что двигатель старенького авто был рассчитан максимум на сто тридцать.
– Спокойно, – скомандовала сама себе Конни и ослабила давление на педаль газа.
Амплитуда колебаний мотора уменьшилась, и скорость снизилась до допустимого (и разрешенного законом) значения. Солнце садилось все ниже за реку Чарльз, разукрашивая водную гладь и заливая Бостон и Кембридж оранжево-пурпурным сиянием полированного опала. Конни добралась до красных огней вечерней пробки и замедлила ход «вольво» окончательно. По реке плыла одинокая лодка. Весла ритмично опускались и поднимались. Сэм уже должен был вернуться. Вдруг у Конни возникло непреодолимое желание увидеть его, прикоснуться к нему, вдохнуть запах и убедиться, что с ним все в порядке. Конни свернула с запруженной дороги, что тянулась вдоль берега, и направила «вольво» вдоль переулка, затененного листвой деревьев. Затем еще раз повернула на перекрестке и оказалась на родной Массачусетс-авеню. На город опускался вечер, и небо за «зеленым монстром» помрачнело. Один за другим зажглись уличные фонари.
Конни остановила машину, наехав одним колесом на бордюр, выпрыгнула и понеслась вверх по ступеням, сжимая в руке ключи. Толкнув парадную дверь здания, она перелетела через кошку Сары, вставила ключ в замочную скважину и ворвалась в свою квартиру с криком:
– Сэм!
Тот вышел в прихожую из кухни, держа в руке маленький бокал виски со льдом.
– Привет! Ты уже вернулась? – удивленно спросил он.
Конни бросилась ему в объятия, прижимаясь щекой к щетинистой и теплой щеке. Закрыв глаза, сделала медленный и глубокий вдох. От Сэма пахло скипидаром и фланелью.
– Эй-эй… Вот это да! Привет.
– Привет. – Конни сжала его сильнее и ощутила холод между лопаток – это Сэм нечаянно пролил остатки виски ей за ворот.
Сэм поставил пустой бокал на журнальный столик и обнял Конни, зарываясь одной рукой ей в волосы.
– Обычно ты работаешь в это время, – негромко сказал он.
– Я не была на работе, – призналась Конни. – Я ездила к Чилтону.
– Что?!
– Он сказал, что мне следует поддержать Томаса, а не Зази. Даже пытался меня шантажировать.
– Но зачем ты вообще к нему ездила? – Сэм выпустил Конни из объятий и вцепился обеими руками в спинку дивана. – Что, черт возьми, происходит?
Все слова, которые Конни собиралась сказать, застряли у нее в глотке.
– Хотела задать вопрос, – понизила голос она.
– Что такого он может тебе рассказать, чего ты сама не можешь узнать? – допытывал Сэм, сжимая спинку дивана сильнее.
– Я хотела выяснить, что такое corallus.
