В этот момент зазвонил телефон. Майор Фредерик Боэси.
По звуку его голоса Шарко понял, что у того плохая новость.
Лука исчез.
72
Мелкий дождь, покрывая блестящей пленкой крыши из серого сланца, сыпался на пустые улицы Карантека, местного курорта. Магазинчики и рестораны закрыты, ставни опущены, суда при смерти стоят в порту… Город походил на любой курорт в межсезонье: высосанный до костей вампиром зимней спячки. Когда усталые колокола неоготической церкви пробили шесть часов, Люси показалось, что они возвестили о конце света.
После короткой ночи в дешевенькой гостинице она проглотила кофе с круассаном в кафе рядом с заведением. Париж, биохакеры, клан отрезанных фаланг… все казалось очень далеким. У копа было чувство, будто на этих кельтских землях она ведет совсем другое расследование и ищет частицу истины в совсем ином ритме, нежели в столице. Здесь все отсылало к прошлому с навязчивым ощущением мрачной тайны, витающей над этими краями.
Она была чужачкой, на которую местные, собравшиеся у бара, поглядывали косо. Лица, изъеденные солью, руки в рубцах от нейлоновых рыбацких сетей. Как раз тот тип людей, которых Люси и искала: эти завсегдатаи бара должны знать все обо всем. Она допила кофе и подошла к стойке. Разговоры стихли.
– Мне нужны сведения о заброшенном доме на мысу, и я подумала, что кафе – лучшее место, чтобы задать такие вопросы. Я хочу знать, кто там жил и что именно случилось в том доме.
Мужчины поглядывали на нее исподлобья. Один из них положил на стойку монету и вышел. Бармен, не ответив, отвернулся к кофемашине. Шум кофемолки заполнил помещение. Люси пристально посмотрела на Гегана – имя было написано на его комбинезоне пожарного: «Геган Отец & Сын». Тот в свою очередь разглядывал дно своей чашки, не решаясь поднять большой блестящий нос. Скрученная сигарета покоилась у него за правым ухом, под курчавой седеющей шевелюрой, отдаленно напоминавшей морскую губку.
– Мы здесь об этом не говорим, дамочка. Ступайте в мэрию или еще куда.
Похоже было, что он обращается к своей чашке. Люси выложила полицейскую карточку:
– Скажем, я немного спешу. И предпочитаю поговорить с местными жителями, а не с администрацией.
Геган украдкой оглядел ее с головы до ног: он, безусловно, был родом из семидесятых, когда копами служили только усатые мужики. Он допил кофе и засунул руки поглубже в карманы:
– Пойдемте. Ну, если эта морось вас не пугает.
Они прошли несколько сотен метров в направлении порта. Кожа у него так загрубела, что он даже не ежился. Почему надо разговаривать снаружи, когда можно остаться в тепле в баре? Кутаясь в куртку, Люси продрогла и прониклась уверенностью, что Геган сделал это нарочно, просто чтобы преподать урок заезжей парижанке. Она едва различала блестящие корпуса судов в тумане, который накатывался из морского простора и обволакивал их, как колючая проволока.
Бретонец смерил ее взглядом:
– Я могу узнать, почему вы расследуете эту историю?
Вдали прозвучал туманный горн.
– Я приехала из-за заброшенного дома. Он может быть связан с преступлениями, над которыми мы работаем. Я не знаю ни истории, ни обитателей этого старого жилья. Поэтому вы мне и нужны.
Он перекатил сигарету от уха к губам и прикурил, загораживая огонек зажигалки. Один из ногтей на его левой руке почернел, наверняка из-за неудачного удара. Он кивнул на причал, где стояла одна из лодок:
– Это была их стоянка. У них была маленькая девятиметровая яхта, сделанная в Италии, которую они назвали «Лука». Часть времени она стояла на приколе здесь.
– Когда вы говорите «они»…
– Семья Гриффон. Муж, жена и их сынок. Они приезжали в свой загородный дом на мысу по нескольку раз в год, а летом проводили там целый месяц. Часто бывало, что Мэгги с сыном оставались, чтобы она могла порисовать, а он возвращался в Париж. Марк Гриффон был известным гинекологом.
Люси чувствовала себя маленькой девочкой, которая нашла в саду пасхальные яйца. Марк Гриффон… Сын… Гинеколог… Большая часть ответов, которые они искали, была здесь, Люси вдруг в этом твердо уверилась.
– Здесь все знают историю их семьи. Это как история про проклятия. Черт, да от нее мурашки по спине бегут. В свое время все местные газеты о ней писали, может, вы читали?
– Я хочу услышать вашу версию.
Струйка дыма просочилась между его зубами, такими же серыми, как все вокруг.
– Я-то не врач, не знаю, смогу ли хорошо вам объяснить, но все ж попробую. Когда Гриффоны купили этот дом, лет десять назад, у них был сын трех или четырех лет, Ашиль. Отец его обожал, вы бы только видели! Он катал его на яхте, их часто встречали, когда они гуляли вместе по улицам. Там раньше были карусели с лошадками, и отец часами смотрел, как сын на них крутится. Маленький светловолосый мальчик, страдавший от какой-то редкой формы лейкемии. Ад кромешный, эта болезнь, бедному малышу приходилось терпеть тяжелые процедуры. Без пересадки костного мозга ему оставалось жить всего несколько лет. Проблема была в том, что время шло, а совместимого донора все никак не находилось ни в одной картотеке.
Он медленно шел в сторону едва видневшейся дамбы. Кончик его сигареты алел как маяк в ночи, потрескивая при каждой затяжке.
– Преодолев кучу трудностей, заполнив тьму бумаг, ну и не без помощи своих связей конечно, доктор Гриффон сумел получить разрешение произвести на свет «ребенка-лекарство». Так их называют. «Ребенок-лекарство». По мне, чистая мерзость так говорить о крохе.
Люси никогда не слышала этого термина. Чуть дальше в тумане мелькали тени. Силуэт собаки растворился в конце улицы. Весь город был погружен в тучу измороси.
– Во Франции уже был один случай, когда дали жизнь ребенку-лекарству, в самом начале 2011-го, а в Штатах это делается уже много лет. Правда, на каждом шагу такое не встретишь, тут все под жутким контролем.
– А в чем это заключается?
– Я вам рассказываю по-простому, ну, в общих чертах, у Мэгги взяли несколько яйцеклеток, которые доктор оплодотворил в пробирке своей спермой. Получилось несколько эмбрионов. Потом доктор выбрал хорошего эмбриона, который был с иммунной точки зрения совместим с братом, и снова подсадил его жене. Вот так он и родился, брат Ашиля, Эркюль
[107], в 2012-м. Хм, док, он и впрямь любил мифологию, раз давал своим мальчикам имена ихних героев. Короче, бедный Эркюль едва вышел из материнского живота, как доктор уже взял кровь из пуповины, чтобы перелить брату и сделать таким образом пересадку костного мозга.
Люси впилась глазами в его губы. Все связи с расследованием были налицо. Зачатие in vitro, эмбрионы, яйцеклетки супруги в пробирке.
– Но сработала только часть его плана. Несмотря на все усилия дока, у Ашиля регулярно случались рецидивы, поэтому Эркюлю пришлось совершить все двенадцать подвигов – изъятия костного мозга, чтобы влить новую кровь брату. Как будто имя накаркало, вам не кажется? Вплоть до того дня, когда Ашиль умер от своей болезни в парижской больнице, весь утыканный трубками… Это было года через два после рождения Эркюля.
