В полутьме черные жабры у него на щеках и вздыбленные волосы делали его похожим на буйнопомешанного. Пот стекал у него по лбу крупными каплями, глаза вылезли из орбит. Шарко понял, что этот тип на волосок от того, чтобы действительно выстрелить.
Коп сделал жест в сторону Люси, веля ей отойти, и сам отступил на несколько шагов:
– Успокойтесь, ладно?
Восьмимесячный малыш дергался, что-то лепетал и извивался, как червяк. Гриффон крепче сжал маленькое тельце. На лестнице раздался топот, под пластиковыми лентами показались лица копов. Гриффон заорал, чтобы они убирались.
– Уйдите отсюда! – перекрывая его вопли, приказал Шарко. – Все будет хорошо.
Пластиковая занавесь упала обратно. Гриффон был на грани слез, глазные яблоки налились кровью. Франк и Люси держали его под прицелом. Справа эмбрионы в переставленных ими сосудах все еще были в движении.
– Все кончено, – сказал Шарко. – Положите оружие и отдайте нам ребенка.
– Они его у меня не заберут. Никто у меня его не заберет. Мы останемся вместе. Останемся вдвоем до самого конца.
Люси держала палец на курке. Но не могла найти угол стрельбы. Открыть огонь означало риск задеть ребенка.
– Мы знаем, что Лука ваш сын, – сказала она самым успокаивающим голосом. – Сын, которого, как я думаю, вы любите больше всего на свете. Вы не причините ему зла.
Гриффон уставился на нее, не мигая, как рептилия, и Люси почувствовала, как ее пронзает этот взгляд с тысячью переливающихся серо-металлических вспышек. Он указал на сосуды:
– Тут не только Лука. Они все наши дети, мои и Мэгги. Семь младших братьев Ашиля и Эркюля.
Он замолчал, сглотнул, на краткое мгновение улыбнулся сыну. Люси была на грани дурноты, стоило ей глянуть в сторону полки. Семь членов прóклятой семьи. Восемь, если считать Луку.
– Они были в вашей клинике, – выдохнула она. – В ваннах с азотом…
– После зачатия Эркюля я заморозил восемь сверхкомплектных эмбрионов на случай неудачи с беременностью. Но все прошло хорошо. Эркюль родился, а эти эмбрионы так и остались в азотных ваннах. Всеми забытые. Дети небытия, обреченные никогда не родиться. Процедура требовала, чтобы после рождения Эркюля я их уничтожил. Я так и сделал, но только в информационном поле. На жестких дисках они больше не существовали. Но по-прежнему оставались в резервуарах.
Лука играл с дулом направленного на него револьвера. Шарко чувствовал, как на лбу проступают капли пота. Влажность подвала, волна жара, растекающаяся в груди под курткой, и смерть, витающая, как черный ангел.
– Мэгги… – вздохнул Гриффон. – Мэгги, Мэгги, Мэгги…
Нужно было заставить его говорить, выиграть время. Чтобы внушить ему доверие, Люси направила ствол оружия вниз. Она знала, что Шарко не ослабит внимания и если почувствует, что настал критический момент, выстрелит, чтобы защитить ребенка.
– Мэгги умерла, но вовсе не утонула, как все подумали, – сказала она.
– Простая случайность. Всего лишь дурацкая случайность…
– Ссора?
– Из-за Эркюля, как всегда. Я слишком сильно ее толкнул, она упала и разбила голову об угол стеклянного столика. Я… я видел, как тело моей жены задрожало, будто листок. Через десять секунд она была мертва. Арно Демоншо был там… Мы собирались вместе провести день в море… Он все видел…
Он замолчал, устремив глаза на сына, который засунул дуло в рот, будто хотел пососать его, как грудь. Шарко быстрым движением вытер лоб рукавом куртки, не теряя из виду мишень.
– Я… я хотел вызвать копов, но… Демоншо сказал, что тогда вся моя жизнь пойдет прахом. Что я закончу свои дни в тюрьме, случайность это или нет… Он предложил невероятное: что сам позаботится о Мэгги. Я только намного позже понял, почему он ради меня был готов на такие жертвы… И он так и сделал, уехал вместе с трупом. А я три дня просидел, не выходя из дома, выжидая нужного метеопрогноза… Потом пришла буря…
Он покачал головой:
– После… кораблекрушения я стал работать еще больше, чем раньше, с утра до вечера и даже ночью. С одной стороны, я давал жизнь детям, а с другой – погрузился в исследования старения в лабораториях Национального центра. Средств было мало, финансирования не хватало, проекты буксовали на месте… Знаете, для правительства научные исследования как бедные родственники… И вот однажды Демоншо познакомил меня с… с Мишелем Ортманом. У этого типа была единственная навязчивая идея – прожить как можно дольше. Он был убежден, что до бессмертия рукой подать и все сводится только к достаточным средствам. Он хотел принадлежать к поколению, которое узнает бессмертие, и был готов вложить в это все свое состояние. Страх смерти так и сочился у него из всех пор.
Гриффон балансировал на краю. Исповедь человека, которому некуда деться, он уже стоит над пропастью. Шарко испытал жуткий страх: как только тот выложит все, что у него накопилось, он убьет ребенка и покончит с собой.
– Он предложил мне параллельно с моей обычной занятостью в клинике работать в «TechViva». Его ученые исследовали физиологическое старение клеток и износ теломеров. Уже было известно, как продлевать жизнь мышей на несколько лет, но процесс был крайне сложным и трудоемким. А Ортман предлагал новые пути исследований с применением технологии CRISPR‐Cas9, нацеленной на гены, вызывающие старение. Они… черт, да они опережали нас лет на пять! Я ни секунды не колебался, хотел уйти из клиники, но Ортман категорически настаивал, чтобы я оставался там директором. В тот момент я не понимал… И я продолжил работать на два фронта. В «TechViva» исследования велись в условиях соблюдения строжайшей тайны, совместно с другими лабораториями, также принадлежащими Ортману.
– Как «WorlDna», – уточнила Люси.
– Да. Они собирали геномы по всему миру с единственной целью – обогащать базы данных, изучая различия между популяциями, чтобы понять роль генов и таким образом создавать генетические ножницы, которые они по бешеной цене продавали другим лабораториям. Ничего противозаконного, все чисто и честно, правда, на грани этических правил, но не переходя их границ. Однако же все шло намного быстрее благодаря деньгам, средствам и лучшим умам со всего мира, собранным по баснословным ценам, причем каждый работал над своим маленьким кусочком, не имея представления о «целом», о конечном проекте Ортмана, в котором я был главным звеном. За несколько месяцев нам удалось совершить чудо с мышиными эмбрионами, все благодаря CRISPR. Эти эмбрионы потом заново имплантировались самкам, которые производили на свет детенышей. Достигнув взрослого возраста, эти генетически модифицированные особи старели намного медленнее. Их теломеры изнашивались на три порядка менее быстро, чем в среднем! В тысячу раз, вы представляете?
Да, они представляли… Мало-помалу конечная истина, та дьявольская истина, заключенная в самой ДНК братьев и сестер Луки, всплывала на поверхность и являла всю свою чудовищность, всю извращенность мира, в котором предстояло расти их собственным детям.
