– Нам плевать на твой бизнес, Прост, на то, как ты добываешь себе этих псов и какую судьбу им готовишь. Даже если нас блевать тянет от того, что ты творишь, мы готовы дать тебе кое-какое послабление. Ограничить пункты обвинения только собаками и устроить так, чтобы ты выпутался без особого ущерба. А, майор?
Шарко кивнул.
– Нам нужно кое-что посерьезнее. И если ты не выложишь все прямо сейчас, мы вытянем это из твоего горла разводным ключом. Твое задержание станет нескончаемым. Сорок восемь часов, плюс двадцать четыре, плюс двадцать четыре, такие у нас тарифы за организованную преступность, преступление с применением пыток, акты варварства…
– Вы не имеете права! – Он повернулся к адвокату. – Да скажите же вы что-нибудь, вместо того чтобы теребить свой сраный галстук!
Адвокат обменялся несколькими словами с полицейскими и, с учетом ситуации, посоветовал своему клиенту пойти на сотрудничество: от этого он только выиграет. Прост некоторое время размышлял, потом попросил кофе, который Николя и принес, хотя ему было сильно не в радость обслуживать такого подонка. Но он думал в первую очередь о пленниках в цилиндрах и о времени, которого оставалось все меньше. Подозреваемый обхватил стаканчик скованными ладонями и выпил, не торопясь, мелкими глоточками.
– Есть форум для любителей собачьих боев, – наконец заговорил он.
– Адрес.
– Это в Даркнете. Представления не имею ни о том, кто его создал, ни как давно он существует. Но если знаешь адрес, можешь зайти, зарегистрироваться, а дальше как на любом форуме. Можешь участвовать в боях или организовывать их. Место, время, описание, максимальное количество участников… Ну, на деле все сложнее, тут вопрос доверия, поручительства и давности участия, но в принципе так. И никто тебя не ущучит, потому что Даркнет – это Даркнет…
Он был прав. Даркнет был вечной головной болью полицейских служб, как и служб по борьбе с киберпреступностью. Все, что там происходит, – педофилия, незаконная торговля любого рода, продажа оружия – отследить невозможно, и единственным способом прижать виновных оставалось проникновение в сами сети.
Шарко протянул ему листок и карандаш. Прост отодвинул бумагу:
– Там длиннющий адрес, и я его наизусть не помню. Он есть в моем телефоне. Но…
– Но что?
– Ну, мы с Тони больше недели готовили новое место. И забили стрелку с Карателем. Надо было кое-что обсудить с ним, мы хотели выставить двух питбулей против его стаффа. На форуме мы отправили ему личное сообщение на той неделе, и он согласился. На кону было десять тысяч евро.
Глаза Шарко заблестели.
– Видишь, можешь, когда хочешь! Где? Когда?
– В Жанвиле есть кладбище барж, на берегу Уазы. Это в шестидесяти километрах от меня, в сторону Компьени. Уединеннее и дерьмовее не найдешь. Мы с Тони подготовили трюм одной из барж. У нее даже названия не осталось, но если поедете туда, то увидите, она последняя у мостков… Старая торговая баржа, вся съеденная ржавчиной.
Он опустил глаза, а когда поднял, в них появился новый блеск.
– Бой должен состояться через три дня, в ночь на воскресенье, в 23:30.
Воскресенье… Шарко принялся метаться по боксу, как тигр в клетке. Положительный момент: у них появился шанс быстро взять убийцу. Отрицательный момент: ультиматум истекает в четверг вечером, в двадцать тридцать. Он повернулся к Просту:
– В ночь на воскресенье слишком поздно. Надо перенести бой на сегодня.
– Чего? Только не это! Если я попытаюсь изменить дату встречи, чтобы перенести ее намного раньше, он заподозрит неладное, и никто его больше не увидит.
Шарко задумался, Прост прав. Сдвигать встречу означает рисковать, они вообще потеряют Карателя. Он исчезнет в неизвестном направлении, и они потратят куда больше времени на его поимку.
Задержанный почувствовал, что может заработать еще несколько очков. И что, по всей видимости, у копов из уголовной бригады были другие приоритеты, кроме как упечь его за собачьи бои. И тогда он выложил последние карты:
– Мы с ребятами много говорим об этом мужике, когда встречаемся на fights, как сегодня вечером. Мы практически уверены, что он поедет осмотреться за несколько дней, вроде как почувствовать атмосферу и проверить, все ли в порядке. Если он так сделает и в этот раз и если он еще там не был, у вас есть серьезные шансы взять его до вечера воскресенья.
21
Идея поставить в кабинете аквариум стала его последним заскоком. Золотые рыбки медленно плавали бы в десятке литров воды и успокаивали его всякий раз, когда наваливалась тьма. Возможно, эти создания помогут ему обрести равновесие, новое дыхание и позволят хоть на несколько минут вырваться из водоворота его мучений. Да, он так и сделает. Совсем скоро.
Дождь барабанил по стеклу с гипнотическим звуком, батареи чуть гудели, создавая тот белый шум, который присущ большим пустым зданиям. Шарко не удавалось удержаться на грани реального и воображаемого. В какой-то момент ему показалось, что он видит над столом раскачивающееся в петле тело с двумя черными дырами посреди лица. Оказалось, это тень вешалки.
Когда Люси зашла без стука, его задремавшее сердце снова забилось в груди. В пять часов утра, со всеми выплесками адреналина после обнаружения двумя днями раньше трупа в лесу Бонди, организму потребовалась подзарядка, и Шарко спал с открытыми глазами.
Жена скользнула к нему за спину и обняла:
– Тебе бы съездить домой хоть на два-три часа. Никто тебя не попрекнет. Мы все же люди, а не машины.
Шарко накрыл ладони жены своими, два источника тепла в ледяной ночи. Его глаза обратились к экрану компьютера. На картинке, скорчившись, Flowizz спала под взглядами более двенадцати тысяч зрителей. Подозревала ли она о переполохе, поднявшемся снаружи? Бертран, стоя на коленях, дышал на перегородку и выводил на ней какие-то буквы.
– Он все время пишет «поезд гудок». Прямо сейчас, в разгар ночи.
– Может, их держат недалеко от железнодорожных путей?
– Возможно. Они ждут нашей помощи… Но если он сообщает только эти два слова, значит у него нет никакой иной информации о месте их заточения. Ни одного уточнения, которое позволило бы их локализовать. Гудок, поезд, тоже мне, сенсация. И что нам с этим делать? Звонить в Управление железнодорожного транспорта? – Он обреченно покачал головой. – Тебе объявляют, что через двадцать четыре часа ты умрешь. Что ты будешь делать?
Люси уткнулась подбородком мужу в затылок. Она чувствовала, как пульсирует его яремная вена, дальний отголосок его дыхания, свистящего в бронхах, и по тому, как он сжимал ее руки, поняла, какой гнев душит его.
– Я останусь с тобой и детьми. Я проведу все время с вами, на берегу моря, повторяя, как я вас люблю и как хорошо было жить с вами. Я посмотрю, как в последний раз заходит и восходит солнце. Это может показаться банальным, но я сделаю именно так.
