Одри погружалась в иной мир, мир помешанных на пробирках и скальпелях. Трудно представить себе биохакеров-экстремистов, которые, забившись в угол с острым лезвием в руках, кромсают себя, чтобы слиться с технологией. Не этих ли отщепенцев собирался обличить Ангел будущего? Является ли Каратель одним из них?
– Во Франции они есть?
– Они есть везде, я полагаю. Но тут я не могу вам помочь, я сам пытался провести поиск, и в Интернете вы ничего не найдете. В отличие от нас, они не заявляют о себе на конференциях и ведут себя очень скрытно.
Одри торопливо порылась в фотографиях и показала ему увеличенный снимок руки трупа из Бонди с ампутированной первой фалангой левого мизинца.
– Это не может быть чем-то в их духе?
Он задержался на снимке:
– Апотемнофилия, добровольная ампутация. Да, такое могло быть. Но отрезать себе фалангу – это жертвоприношение, а не приращение. Если связывать подобное действие с экстремальным биохакингом, я бы усмотрел здесь, скорее, доказательство глубокой приверженности их движению. Экстремальная модификация тела как знак принадлежности, я бы так сказал.
Знак принадлежности. Каратель и труп из Бонди были, возможно, из одного клана… В какой-то момент отношения между ними могли испортиться, и один убил другого. Она вспомнила об отпечатках подошв на краю ямы, об этих наблюдателях-призраках… Сама мысль о группе фанатиков показалась ей близкой к истине. Она повернулась к Съобладу, который давно уже молчал, опустив глаза.
– Послушайте, – сказал он. – Как и все, я в курсе вчерашних событий. Я видел тех двоих, запертых в цилиндрах, и фотографию их похитителя, которая была на всех новостных каналах. И читал его письмо, которое он выложил на страницах своих жертв в Facebook, с его яростными высказываниями об искусственном интеллекте, о генетике, вообще о развитии науки. И как бы случайно сегодня сюда являетесь вы…
– А я чувствую, что с самого моего прихода вы что-то хотите мне сказать.
– Да. Он приходил во время «Implant party». Я сразу узнал его лицо, когда увидел по телевизору.
Одри вытаращила глаза:
– Фабрис Шевалье?
– Собственной персоной. Я прекрасно его помню. Интроверт, бегающий взгляд, в толпе ему явно не по себе. В тот вечер он тоже имплантировал себе чип. Только это был чип не от «Argonit». Он принес его с собой.
38
Сверху это казалось гекатомбой.
Южнее уже невозможно было отличить Сену от бурых луж, покрывавших поля. Озера, пруды, реки слились в гигантское зеркало грязной воды, которое шло до самого горизонта, поблескивая под облаками серого цвета с металлическим отливом. С высоты многие строения выглядели пирамидами из черепицы, положенными, словно лодки, на волны, а машины походили на красные, синие, желтые конфетти, разбросанные по лужам паводка.
Люси, Франк и Жеко в шумоподавляющих наушниках с ужасом обозревали этот прообраз конца света. Паводок стал проявлением ярости природы, беспощадной силы, которая в самом центре цивилизации била в колокол тревоги. Монстр вышел из себя и разрушал, топил, поглощал в ответ на человеческое бездумье. Это был налет, мощный и внезапный, вторжение в обыденное существование, в личную жизнь людей, более конкретное, чем таяние ледяной шапки.
За ними следовал второй вертолет; помимо пилота, там разместились три человека из бригады быстрого реагирования. Робийяр со своей интуицией попал в точку: они получили подтверждение, что со вчерашнего дня, с 21:40, некоторые кварталы города Дордивы остались без электричества. А значит, именно обесточивание, а не вмешательство Ангела будущего вызвало отключение камеры. И система подачи воды в цилиндры тоже должна была выйти из строя.
Иными словами, внезапный паводок, возможно, притормозил планы Шевалье – а точнее, замысел продемонстрировать зрелище смерти миллионам человек – и помешал представить миру сотни или тысячи страниц его манифеста.
Шарко готовился к тому, что придется пережить самый тяжелый эпизод в его карьере. Он бы все отдал, лишь бы вертолеты летели быстрее. Устроившись сзади, он сжимал маленькую белую ручку жены. Люси настояла на том, что полетит с ним. На этот раз она не допустит, чтобы муж, прибыв на место, в одиночку вынес весь ужас сцены. Разделив с ним этот кошмар, она, возможно, сумеет вполовину уменьшить его страдания. А еще рядом будет кто-то, с кем можно поговорить в трудный момент и выплеснуть то, что еще может быть выплеснуто.
Когда показались первые дома Дордив, «Белки»
[77] национальной полиции заложили крутой вираж вправо. Река Луэн, обычно такая кроткая, плевалась яростью, покрывая алюминиевой фольгой улицы города с трехтысячным населением. Хотя волны паводка еще не достигли своего апогея, в самых неудачных местах вода уже доходила почти до колена и все прибывала и прибывала с непристойной ленцой. С двадцатью сантиметрами воды еще можно как-то справиться, но их хватало, чтобы затопить до потолка все помещения, расположенные на том, что называется «уровень ноль».
Как, например, подвалы.
Вертолеты сели на единственную еще доступную площадку, расположенную в относительной близости от места назначения, – на прилегающее к спортзалу футбольное поле. Их ждали двое муниципальных полицейских с непромокаемыми спецовками цвета хаки в руках. С ними был врач и медбратья с носилками. Эти люди получили точную информацию о причинах срочного прилета бригады уголовного розыска. Жеко попросил их не задавать вопросов и немедленно сопроводить всех прибывших по указанному адресу.
Все быстро натянули принесенную одежду – кроме парней из ББР, которые предпочитали намочить штаны, но сохранить свободу движений, – и двинулись в дорогу. Владения Грегуара Пристера находились в шестистах метрах по прямой. По дороге все молчали, рассекая волны и сосредоточившись на каждом шаге, чтобы не подвернуть щиколотку, потому что ног даже не было видно.
Никогда еще Франк не слышал такой тяжелой тишины в городе. Улицы были в плену у потоков. Чуть дальше они встретили пожарных, которые тащили лодку со стариком на борту и сложенным инвалидным креслом в ногах. Его жена и дочь, как канатоходцы, шагали по доскам наспех сооруженных мостков, держа по бутылке воды в каждой руке. Один из жителей продолжал с энергией отчаяния наваливать у порога своей двери мешки с песком, хотя вода окружала его и просачивалась повсюду. Слева безмятежно скользил вдоль фасадов черный лебедь. Люси и Шарко обменялись многозначительным взглядом. Почему он здесь, сейчас? В прошлом они уже сталкивались с этим символом смерти, и это породило одни трагедии
[78].
После двадцати минут утомительной ходьбы до самой границы населенного пункта они все собрались перед полузатопленными воротами уединенного участка. Ворота были закрыты, но не заперты. Расположенное метрах в двадцати в глубине здание, казалось, плавало, как бумажный кораблик в пруду. Франк ощутил странное облегчение: лестницы, у которых залиты были только первые ступеньки, поднимались к входной двери, остававшейся сухой. Первый этаж дома стоял на фундаменте сантиметрах в шестидесяти над землей. А значит, здание избежало затопления.
