– Конечно, мы, ученые, хорошо его знаем. Прометей принес человеку огонь, инструмент, позволяющий прогрессировать так быстро, что это грозит гибелью… Если интерпретировать миф на наш лад, то нужно признать, что высший научный прогресс тоже может сопровождаться катастрофой. Вспомните о Чернобыле. Притязания людей на улучшение природы, приводящие к раскрытию глубинных тайн мира, как и их гордыня, неизбежно ведут к определенной форме коллективного самоуничтожения. Именно это древние воспринимали как месть богов.
Она оставила их в глубоких раздумьях и удалилась. Полицейские вышли, и Люси вспомнила сцену преступления в Бонди. Что имел в виду Демоншо? Что раскрыл Шевалье? Может, он украл огонь, как Прометей, и был наказан за это?
Робкий луч солнца согрел лицо Люси. Она посмотрела на реку, которая искрилась тысячью отблесков, а ее течение глухо катило свои разрушительные массы воды. И тогда Люси поняла смысл случившегося разлива. Таким способом, в ответ на прогресс, на человеческое безумие, природа решила не поддаваться. Это нашествие вод было суровым предостережением, ответным ударом. Можно изменять геном или изобретать все более совершенные машины, но против гнева природы ничего не поделаешь.
История нашей планеты тому свидетельство, как и история видов, сметенных ходом тысячелетий. Если человек зайдет слишком далеко, природа сумеет от него избавиться.
53
Сильвен Масе снова налил кофе, а потом взял кассету с записью «Her Last Bloody Day».
– Второй фильм идет всего восемнадцать минут. И крышу сносит довольно сильно, скажем так. Сюжет – подготовка и осуществление человеческого жертвоприношения. Женщина, то же место: сад, стоящий на отшибе дом… Опять снято на сотовый, и у меня впечатление, что тот же «почерк», что в «Atrautz». Тот же режиссер, если это можно назвать режиссурой. Я поставил на начало, буду иногда проматывать, но посмотри целиком…
Черно-белая картинка раскачивалась, как суденышко в неспокойном море. Все происходило ночью, источник света – скорее всего, фонарь – создавал янтарную сферу, которая чуть дальше растворялась в темноте. Слышен был звук шагов по гравию на дорожке, ведущей через сад. Николя мало что смог разглядеть, но угадал тот же дом, что на первой кассете.
– Снимают с другой стороны дома. Сзади. Я потому и говорю, что дом на отшибе. В городе, да с соседями, такого не сделаешь…
Одинокие силуэты, одетые в черное, ждали вдоль дорожки в нескольких метрах друг от друга, прячущие свои лица под белыми масками Анонимуса. Неподвижные, похожие на мрачные статуи. Когда камера проплывала мимо, они, как роботы, начинали двигаться вперед и шли следом за режиссером. Все были похожи друг на друга. На заднем плане дважды подряд осветилось черное небо – две далекие размытые молнии летней грозы. Николя внимательно вглядывался в каждую деталь. Отморозки. Эти люди полные психи.
Шум шагов нарастал. Переступив порог дома, они двигались все дальше по коридору с разодранным ковровым покрытием. В конце его, в полной темноте, в облаке черно-серой мельтешни видеопленки трепетали огоньки десятка свечей. Они окружали женщину, распятую между ножками перевернутого стола посреди комнаты с каменными стенами. Ее лицо тоже скрывала маска Гая Фокса. Она была обнажена, тело покрыто следами порезов, ожогов, шрамов…
Процессия остановилась, маски разошлись в стороны, образовав второй круг, за свечами, примерно в метре от них. Объектив крупным планом панорамировал по одинаковым белым лицам. Женщина дергалась, извивалась и испускала сдавленные вопли. Наверняка под маской у нее во рту был кляп.
Николя не смог допить кофе, он поставил чашку обратно на стол. Его коллега прокрутил видео в ускоренном режиме, пока один из силуэтов не отделился и не опустился на колени рядом с телом, держа в руках ведро воды и губку, чтобы омыть его. Сильвен включил паузу, когда женщина протянула к телу руку, встал и указал на ее левое предплечье:
– Орел… Это та же женщина, что в «Atrautz», я тщательно сверил татуировки. Один в один.
Он прокрутил еще несколько кадров и снова остановил.
– У нее фаланга отрезана, – констатировал Николя.
– Ага. А следовательно, этот фильм снят после «Atrautz». Значит, там она не умерла.
Николя почувствовал облегчение, но на душе было неспокойно: Сильвен сохранял серьезный вид. Женщина с татуировкой орла отошла, теперь во тьме к телу приближались другие маски и склонялись над ним, похожие на полные луны. Их улыбки, черные усики, ничего не выражающие глаза… Николя насчитал шесть или семь, как вокруг ямы в лесу Бонди. Он попытался различить лица за масками, ведь у каждого из них должна быть какая-то социальная жизнь, профессия. Потом стал вглядываться в руки, но безуспешно. Однако Николя был уверен, что, как у женщины с татуировкой орла или у Карателя, у всех них отрезан палец.
Следуя режиссерскому замыслу, в нескольких сантиметрах от объектива возник изогнутый нож. Его лезвие плясало в воздухе. Рукоять держала мощная рука. На левом мизинце не хватало фаланги.
Это они, подумал Николя. Это они присутствовали при смерти Шевалье.
Камера перешла в другие руки.
– Тот, кто до сих пор снимал, приступил к действиям, – пояснил Сильвен. – Он передал камеру соседу.
Объектив сначала показал со спины мужчину с ножом. Он был огромен. Маска на лысой заостренной голове удерживалась резинкой. Пальцы Николя впились в колени, он прильнул к экрану:
– Это он! Это он, черт!
– Кто?
– Убийца Шевалье. Владелец кассет. Демоншо. Я практически уверен, что это он.
Все нити расследования переплелись. Когда сделан фильм? Был ли Фабрис Шевалье среди наблюдателей, скрывающихся за масками? Кто эти люди? Чего они хотели?
Из динамиков раздалась пронзительная музыка трущихся друг о друга лезвий пилы. Тип с ножом перешагнул через привязанную женщину, так что одна нога оказалась по левую сторону ее бедер, другая по правую, и встал прямо над ней. Тот, кто вел съемку, старался сделать так, чтобы в объектив попала вся сцена, и перемещал камеру с масок на тело, затем на палача. Пластиковые рты раздирал смех, в глубине черных дыр вращались глаза.
Объектив приблизился к спине палача. Одним движением мужчина упал на колени, вытянув нож вперед и загородив тело. Камера на секунду дрогнула, отстранилась, огибая спину, и стало видно, как нож, вонзившись в плоть, спускается от грудины к брюшной полости. Палач достал оттуда печень и поднял перед собой. Тело скорчилось, забилось, как флаг на ветру, и застыло. Круг масок стянулся ближе, убийственные улыбки появлялись отовсюду, заполняя пустоту ночи.
Николя осознал, что не дышит, и воздух волной хлынул в него, свистя в легких. Он посмотрел на Сильвена, тот с уверенностью кивнул:
– Знаю, знаю… Я еще не просек, но какой-то фокус тут точно есть. Когда мужик наклоняется с ножом, он закрывает обзор, да еще проблема с наводкой на фокус. Все плывет, и на долю секунды тела больше не видно. Вот в этот момент они и передернули, я уверен. Вспоротое тело вполне может быть фальшивкой, муляж с органами животных внутри или что-то вроде. Можешь мне поверить, ребята так продвинулись, что ты не заметишь разницы между настоящим трупом и фальшивым.
