– Что еще он вывез? – брезгливо, как кошка лапой, подвинув сваленную на нары добычу, рыжая уселась на край.
– То его надо спрашивать, мое дело маленькое, – неожиданно насторожился Сенька. – Сами-то вы что тут делаете?
– Когда оказалось, что Григорьев ушел вовсе не на Венгрию, мы следом поехали, – хладнокровно сообщила вторая. – Вдруг бы получилось григорьевцев распропагандировать и вернуть обратно на фронт! Такое количество штыков без дела, когда фронт против Деникина еле держится!
Поезд под ними вновь дернулся – и пошел, все ускоряя ход и стуча колесами по рельсам.
– Вы надеялись вот этих вот… – Джереми сделал сложное движение кистью, охватывая пропахшую перегаром, куревом и потом теплушку, – уговорить?
– Пропагандисты в семнадцатом Петроград спасли! – возмутилась одна.
– А пропагандистов-мужчин у господ большевиков не нашлось?
– Мужчины все на фронте! Пусть мы не можем драться, как они…
– А жаль, – хмыкнула вторая рыжая, вытаскивая из-за пояса юбки пистолет.
Личико первой рыжей вспыхнуло ярким румянцем, а на губах заиграла шальная и дерзкая улыбка.
– Если бы нас расстреляли, бойцы сразу бы поняли, что никакой Григорьев не революционер, а просто их обманывает! И вернулись бы!
– Хотя лучше бы мы его пристрелили! – хмыкнула вторая, высвобождая барабан и ссыпая патроны в подол как горсть орехов.
– Вы изрядно поднаторели… на ниве революции, но не переоцениваете ли вы свои силы, мисс Эльвира? – вспомнив, как представлял ее Брайкевич, начал Джереми. – Вы человека убить сможете?
– Если надо будет. – Ее голос дрогнул, выдавая тщательно спрятанные даже от себя сомнения. – И Эльвира – она, – защелкивая патроны обратно в барабан, кивнула на сестру рыжая. – Я Альбина.
– Беляки и не знали, что их две! – хвастливо, будто сам придумал такой хитрый ход, объявил Сенька. – Одна на дело шла, а вторая под носом у немцев или у французов крутилась, вроде как и я не я, и морда не моя.
Обе сестры посмотрели на него одинаково неприязненно, явно несогласные, что у них – морда.
– И часто вам требовалось такое… алиби? – спросил Джереми.
– Только с вами. В первый и единственный раз, – улыбнулась Эльвира.
– До этого мы просто не попадались, – отрубила Альбина.
– И которая из вас чуть не пристрелила меня в душе? – хмуро спросил он.
– Не все ли равно, мистер Джереми? Мы вам обе одинаково благодарны за помощь, – проворковала Эльвира, но на щеках ее вспыхнули пятна предательского румянца. Хотя вот и Альбина зарозовелась. – Вы же тоже… не совсем тот, кем кажетесь.
– Я не агент Сиднея Рейли, сколько можно повторять!
– Я… вовсе не то имела в виду, – смутилась Эльвира. – Вы уезжали из Одессы как переводчик, а теперь как-то не похоже. – Она взглядом указала на его ящик с инструментами.
– Ах, вы об этом… Мистер Григорьев передумал вершить мировую революцию, поэтому надобность в переводчике отпала. После того как меня в очередной раз чуть не расстреляли – на сей раз сперва как агента Антанты, а потом уже как жида…
– А чего тогда говорят – англичанин? – оторвавшись от расковыривания банки французской тушенки, удивился Сенька.
– Я и есть англичанин! В эшелонах Григорьева много вооруженных людей, но острая нехватка технического персонала, и как сын инженера я был помилован. Временно. До утверждения диктатуры трудового народа, со свободой собраний, убеждений и религий, когда всякая английская жидовня станет не нужна вовсе, – явно цитируя, провозгласил Джереми.
– Мистер Джереми, а вы… всюду ходите со своими инструментами? – вкрадчиво начала Эльвира. – На бронеплатформы?
– Или в штабной вагон? – быстро добавила Альбина.
– Не выйдет у вас ничего. – Сенька проломил банку и принялся торопливо и жадно есть тушенку с ножа. – Кто вас там, одесский Ревком послал или из самой Москвы указание пришло? А, и знать не хочу! – Он кивнул Джереми на складку консервных банок под нарами, давая понять, что можно присоединяться. – Думаете, атамана пристрелите, так хлопцы и не пойдут гулять по степям? Еще как пойдут!
– Высшая военная инспекция РККА постановила, что атаман опасен и готовит заговор, – сухо отчеканила Альбина.
– Хоть с атаманом, хоть без, а кончат комиссаров! Потому как сил уже не осталось! Обещали мир, а войне конца не видать, обещали, что бар да богатеев не станет: вона бар сколько поубивали – а разве мы сытнее жить стали? Обещали помещичью землю, а не отдали – объявили, что теперь диктатура пролетариата. Нам-то какая разница, на кого за мелкую копейку батрачить: на царя или на диктатуру? Чекисты хлеб увозят, а кто не согласен – секут, как при крепости
[67], – и деловито закончил: – Бить ваше ЧК станут, и жидов с ним вместе. Жиды – они с комиссарами да чекистами – как пальцы с одной руки. – Для убедительности Сенька растопырил жирную от тушенки пятерню. – Немцев с Антантой тоже они на нас натравили, и революцию они затеяли, и гроши все у них – кто видел бедного жида?
– Жиды сговорились с комиссарами, которые воюют с немцами и Антантой, с которыми сговорились богатые жиды, у которых все деньги, которые устроили революцию, чтобы истребить всех богатых… – Джереми глядел на Сеньку как на странное насекомое.
Сенька замер, приоткрыв рот – на губе у него налип комочек тушенки. Наконец шумно сглотнул и жалобно протянул:
– Ты меня не путай! Может, я не сильно образованный, но что жиды во всем виноваты – знаю точно! Иначе ерунда получается: стараемся, стараемся – а жизнь все хужее и хужее. Непременно должен кто-то вредить! Вот и выходит: жиды! Больше некому. – Он победно поглядел на остальных: попробуй-ка возрази!
– Что ж ты тогда за товарищем Мишкой таскался? – зло процедила Альбина.
– Так то на Одессе было, – рассудительно сообщил Сенька. – А тут товарищ Григорьев атаман – как он говорит, так и ладно.
– Мы сами во всем виноваты, – твердо сказала Эльвира. – Для одних было все: и книги, и образование, и… понятие о логике… и о чести… А другие жили в такой… беспросветности, что… какая уж там честь! Мы танцевали на балах и покупали украшения, – голос ее дрогнул, и стало понятно, что балы и украшения ей нравились и она по ним скучает, – а у таких, как товарищ Надя… или вот товарищ Сенька, не было совсем ничего!
– Поэтому теперь товарищ Сенька и товарищ Надя делят то, что скопили такие, как вы, у которых было все, – насмешливо сказал Джереми. – А когда все накопленное кончится?
– Ничего не кончится! Потом еще мировая революция будет! – Сенька аж есть перестал. – Не зараз, конечно, зараз еще тут есть чего взять. А потом пойдем на помощь этим… братскому пролетариату. Заодно и буржуйчиков местных потрясем. В вашей Англичании буржуи небось на золоте едят?
