– Тут учатся: три лекции в день, профессура из университета. Должна была быть… – Он посмотрел на Катьку, будто она виновата в срыве летней школы. – Ничего, зато, может, другое получится…
Катька открыла рот для вопроса, но Вадька только покачал головой, давая понять, что в переполненном автобусе говорить не собирается. Катька хотела еще что-то сказать, но сдержалась и промолчала, хотя видно было, что ее распирает от любопытства.
Ворота лицея на сей раз были закрыты – никто ведь не ждал их обратно. К тем, кто сообразил позвонить с дороги, уже бежали родители: воздух аж трещал от тревожных расспросов, возбужденных рассказов и негодующих воплей. Вымотанный и посеревший от усталости, Алексей Владимирович едва успевал отвечать.
– Тихоновы! Вас встречают? – выкрикнул он.
– У мамы сегодня вторая смена! – оглянулась Катька.
– Мы сами доберемся, Алексей Владимирович! В первый раз, что ли? Пока, народ! – Вадька помахал рукой… и брат с сестрой свернули в переулок.
Дверцы неприметной «Шкоды» цвета мокрого асфальта распахнулись, высунувшаяся изнутри рука схватила Катьку… и девчонку в один миг втянуло в машину. Изнутри донесся негромкий вскрик…
– Харли! Как же я по тебе соскучилась!
– Привет, Салям! – Вадька спокойно обошел машину и устроился на переднем сиденье. На заднем белый гусь, Евлампий Харлампиевич, терся головой о ладони хозяйки и самозабвенно курлыкал. – Надо же, какая любофф! – фыркнул Вадька. – А теперь объясни, пожалуйста, зачем ты его к нам привез, а, Салям? Нет, не то чтоб я против был, без вас мы бы не справились… но с чего вдруг?
– Так это… – Лицо сидящего за рулем двухметрового бородача стало трагичным. – Предупредить! – И, перейдя на страшный шепот, Младший и Единственный Служащий агентства глухо пророкотал: – Выследили вас!
– Кто?! – дружно охнули брат с сестрой.
– Так ваша мама! – вскричал Салям. – Я как из отпуска приехал, с вокзала в офис заскочил…
– Севка велел? – хмыкнул Вадька. Все клиента боится упустить, бизнесмен!
– Не, Катька просила, – хмыкнул Салям. – Цветочки полить.
– Цвето-о-очки? – растерялся Вадька. Точно, были в парадном офисе агентства какие-то… зеленые насаждения… Их что, еще и поливать надо? Словно прочитав его мысли, Катька издевательски хмыкнула и зарылась лицом в перья Харли.
– Только окно открыл, проветрить, как Катька велела, а тут Евлампий Харлампиевич залетает! А потом смотрю – мама ваша бежит! И прямо к офису! Сперва в дверь трезвонила, а потом на крыльце караулила. Я Харли под мышку, еще и через заднюю дверь смылся: в машину – и к вам! Девчонки-то за границей, а Севка телефон отключил. Приехал, думал тебе звонить, а тут Катька навстречу, банку какую-то несет…
– Ага, с пчелами, – проворчал Вадька. – А ведь я твоей истерике поверил.
– А что мне было делать? – возмутилась Катька, прижимая Харли к себе. – «Не волнуйся, братик, Харли уже здесь, они с Салямом в коридоре клад караулят», – так, что ли? – саму себя передразнила Катька.
– Зачем ты вообще этот клад в коридор выбросила? – огрызнулся Вадька.
– Ну как же, все мечутся, пчел гоняют, на узел с драгоценностями никто не смотрит, – усмехнулась Катька. – Рефлекс сработал!
– От Севки нахваталась – рефлексов на ценности? – проворчал брат.
– А что – он бы точно одобрил! – засмеялась Катька. – А вот ты уверен, что его стоило возвращать? Клад я имею в виду.
– Если б мы его не вернули, нас бы оттуда не выпустили, еще кого-нибудь из ребят могли подстрелить. А так… – Он аж зажмурился от удовольствия, вспоминая ненавидящий взгляд Евтюхова. Сразу понял, кто ему узел с драгоценностями подсунул, но не понял как! А ведь Евлампию Харлампиевичу влететь в открытое окно раз плюнуть!
– Откуда ты знал, какая комната – Евтюхова?
– После того как они с Лесником каждое утро у меня над головой «Подъем!» орали? – фыркнул Вадька. – Ладно, поехали! – скомандовал он.
– В офис? – спросил Салям.
– Нет. – Вадька покачал головой. – Ты папку старинную, которую я тебе в окно туалета выкинул, сохранил?
– Я так и знала, что туалет – самое лучшее место, чтоб добычу просмотреть. И окошко там подходящее для Харли, – пробормотала Катька. – Вадька, что ты там нашел?
– Увидишь, – загадочно усмехнулся Вадька, принимая из рук Саляма некогда красивый, а теперь перепрелый бювар с украшенной жемчужиной защелкой.
Катька с любопытством уставилась на папку.
Машина вылетела из города и свернула на узкую ленту проселка.
Глава 18
Между красными и белыми
Деревенька в петле речного изгиба была как на картине: беленые хаты под золотистыми соломенными стрехами, трогательно-розовые в лучах закатного солнца. Караван телег, проседающий под тяжестью добычи, лакированные брички, заваленные сеном, в котором спали заросшие и обтрепанные мужики, ощетинившиеся пулеметами тачанки тянулись вниз по дороге.
– Гей, народ, есть кто живой? – Низкорослый всадник натянул поводья тяжело поводящего боками белого жеребца.
Тишина в деревне стала еще глубже, словно за плотно закрытыми ставнями затаили дыхание.
– Батьку, а ежели я гранату, к примеру, кину, может, кто и найдется? – привставая на козлах брички, предложил Сенька, а сидящая рядом с ним скрюченная бабка, до глаз замотанная в обобранное с помещичьих домов тряпье, сипло расхохоталась.
– Ну чего вам? – Из-за ближайшего тына поднялся лысый как коленка дед и подслеповато уставился на пришельцев блеклыми водянистыми глазами.
– А чего это у вас тут – будто вымерла деревня? – Атаман подобрал поводья нервно прядающего ушами жеребца.
– Ну дык, сперва пришли белые, комитет бедноты повесили во главе с председателем, всю деревню перепороли, что помещичью землю меж собой поделили, хлеб забрали. Потом пришли красные, всех, кто побогаче был, разом с шинкарем да лавочником расстреляли, деревню перепороли, что на ихнюю «продовольственную кампанию» зерно не сдаем, что оставалось – забрали. А вы кто будете? – с усталым равнодушием спросил дед, и ясно было, что, если его прямо сейчас потащат хоть вешать, хоть расстреливать, он даже умолять не станет.
– Григорьев, атаман всей Херсонщины и Таврии, единственный защитник трудового народа! – избоченился в седле Григорьев. – Вот тебе, деду, от щедрот, чтоб знали: армия атамана Григорьева не берет у селян, а дает! – Он вытащил из-за пазухи стопку денег и сунул ее старику. Дед равнодушно поглядел на разномастные купюры, но все же спрятал в шапку.
– Диду, нам бы коней напувать та себя нагодувать! – скороговоркой выпалил григорьевец, накрест перепоясанный пулеметными лентами. – Та шоб без жмуров! – Он неодобрительно покосился на болтающийся на колодезном журавле труп.
– Чистый колодезь там! – Дед махнул рукой и, не оглядываясь, убрел в хату.
