Три женщины в восторженном молчании наблюдали за младенцем, в комнате трещал огонь в очаге, по крыше стучал дождь.
– Как вы назовете ее? – спросила София, просовывая палец в крошечную ладошку девочки, будучи не в силах поверить, что такая славная малышка причинила Кейтлин невероятные страдания.
– Рианнон, в честь валлийской героини, – пробормотала Кейтлин, с обожанием глядя на свое дитя. – Рианнон, подожди, сейчас на тебя придет взглянуть твой папа. И дедушка! Они скажут, что свет еще не видывал такой красивой девочки. Ты настоящая принцесса! Ох, Софи, я все время думала, что умру и меня не окажется рядом, чтобы воспитать ее! И что я даже не увижу ее!
Она приложила Рианнон к груди и принялась едва слышно напевать «Наставь меня, о великий Иегова». Ребенок чмокал губками, дождь без устали барабанил по крыше, и новоиспеченная мать и Рианнон наконец заснули. Лицо Кейтлин выглядело почти нормально; нет, краски еще не вернулись на него, но его уже не заливала смертельная бледность. София подоткнула стеганое одеяло ей под локоть, чтобы малышка не свалилась на пол, после чего обессиленно опустилась на стул.
– Слава богу, что все уже закончилось! – прошептала она. Крики Кейтлин еще звенели у нее в ушах, и она до сих пор не отошла от шока при мысли о том, что Кейтлин могла умереть. Но теперь нужно было думать о том, чтобы выварить окровавленные простыни и сжечь пропитанный кровью тюфяк, да и спина у нее разламывалась от боли. Если нужно пройти через такие мучения, чтобы принести в мир новую жизнь, то остается только удивляться тому, что в нем еще есть люди. Она растерла затекшую шею и закрыла глаза. Софии снилось, будто Лавиния смотрит на нее из угла комнаты, и она как раз собиралась сказать женщине, что Малинды здесь нет, когда кто-то разбудил ее, положив ей руку на плечо.
Это оказалась Зейдия.
– Вы плакали, я знала, что она была здесь, но теперь ей ничто не может причинить вреда. Они ушли. Они хотели забрать ее с собой, но я знаю одно заклинание, которое помогло прогнать их.
София протерла глаза.
– Я знаю, Зейдия. Спасибо тебе. Большое спасибо! – сказала она, подумав: «Даже если это было колдовство, мне нет до него никакого дела, лишь бы Кейтлин и малышка были живы». – Она накрыла своей ладонью руку пожилой женщины. – Спасибо тебе!
Зейдия окинула взглядом Кейтлин и новорожденную и кивнула.
– С ними все будет в порядке, – повторила она, после чего метнула пронзительный взгляд на Софию. – И с вами тоже все будет в порядке, мисс Софи. Вам будет легче, чем ей. Не волнуйтесь. – Она еще раз похлопала Софию по плечу, после чего взмахнула руками, словно подгоняя перед собой цыплят и, шаркая ногами, вышла из комнаты.
София взялась было за свой молитвенник, но тут же отложила его, решив, что в нем нет ничего, что могло бы повторить то, что только что сделала Зейдия со своими перьями. Вот и еще одна вещь, которая наверняка бы привела в ужас леди Бернхэм и ее мать… «Что ж, – устало подумала София, – это Вирджиния, а леди Бернхэм и моя мама мертвы, так что мне придется справляться самой, даже если душа моя при этом будет обречена на вечные муки».
На следующий день вместе с Кулли вернулся Гидеон. Мальчик выступал с важным видом, явно гордясь тем, что сумел разыскать мужчин, несмотря на грозу. Саския попыталась было приласкать его, но Кулли запротестовал, заявив, что ему уже восемь лет от роду, что он слишком взрослый, чтобы вокруг него суетились, и что вообще мужчины не должны позволять своим матерям слишком много нежностей.
– Ха! Мы поговорим об этом позже, – пробормотала Саския, которая чувствовала себя слишком усталой, чтобы затевать спор сию же минуту.
Кейтлин сидела на постели и выглядела бледной и хрупкой, но счастливой. Гидеон держал на руках дочь, а потом, налюбовавшись ею, прошептал ей на крошечное ушко, что на языке чероки ее будут звать Ветром, Поющим Между Скал. Кейтлин очень хотелось, чтобы ее отец и дядья узнали о рождении Рианнон, но, когда Гидеон предложил подняться вверх по реке, она настояла на том, что им лучше подождать появления охотника-траппера или торговца, чтобы те передали весточку ее родным. Она не желала, чтобы Гидеон оставлял ее одну.
Располагая лишь скудными припасами, София тем не менее сделала все от нее зависящее, чтобы накормить Кейтлин чем-либо вкусненьким помимо жидкой кукурузной каши. Из костлявого кролика, которого поймал в силки Тьерри, она сварила бульон, достала несколько драгоценных яиц, припасенных ради такого случая, и взбила нечто вроде хмельного гоголя-моголя с теми крохами молока, что давали коровы. Кроме того, она заварила чай с листьями корицы, подсластив его последней ложкой меда.
Им предстояло продержаться на подножном корму до самого лета. Тогда к ним должны были прибыть Карадоки с мельничным колесом, чтобы помочь соорудить мельницу на фактории Ваннов. Однако молоть им будет нечего вплоть до той самой поры, пока они не соберут свой первый урожай. К счастью, они обнаружили три плуга, приобретенных мистером Баркером, и мужчины распахали несколько полей и плодородные низовья долины, посеяв кукурузу и овощные культуры.
Дни стали длиннее, на пастбищах появилась молодая трава, коровы стали давать больше жирного и вкусного молока, и в своем загоне прогуливался молодой бычок, переживший зиму. Куры Зейдии рылись во дворе, выискивая червяков, и стали нести больше яиц, высидев заодно и нескольких цыплят. Правда, большинство унес ястреб, прежде чем Анри и Тьерри соорудили для них нечто вроде курятника, но четверо все-таки уцелели.
Спустя две недели Кейтлин почувствовала себя лучше и засобиралась домой. И вот теплым солнечным днем они с Гидеоном покинули «Лесную чащу». Гидеон нес дочурку на спине, в плетеной колыбельке, радуясь тому, что никто из индейцев не видит, что ребенка несет именно он. Кейтлин, как он полагал, все еще не оправилась после родов и по-прежнему выглядела бледной.
Анри сообщил Тьерри, что придумал, как им поскорее вернуться на родину. Он расчистит землю в долине и начнет продавать ее по частям. Тьерри возразил, что расчистка остальной территории – трудоемкое и сложное дело, а денег у большинства поселенцев мало. Анри в ответ пожал плечами и заявил, что у некоторых они все-таки есть. Он не стал говорить ни Тьерри, ни Софии о том, что собирается увезти их сына с собой и что их возвращение придется отложить до тех пор, пока ребенка не удастся отнять от груди. Он надеялся, что София поймет, что исключительно ради блага малыша он будет воспитываться во Франции, но время сказать ей об этом еще не настало. На его взгляд, София сейчас пребывала в крайне неуравновешенном расположении духа.
Так оно и было в действительности. София разрывалась между растущей тревогой относительно того, что ждало ее впереди, и завистью к Кейтлин, у которой все ужасы остались позади. Через три недели после рождения Рианнон Софии уже начало казаться, что ее беременность будет тянуться вечно. Она настолько раздалась в талии, что долгое время находиться на ногах ей было тяжело, а потому София предпочитала заниматься штопкой сидя. Но и сидеть ей тоже было нелегко. Поднимая свое располневшее тело со стула по вечерам и с кровати по утрам, она говорила себе, что уж сегодня-то ребенок родится непременно. Она стала чрезвычайно раздражительной и могла запросто сорвать зло на Малинде, которая, казалось, без конца путалась у нее под ногами. Однажды София вообще отправила девочку на целый день к Кейтлин, заявив, что она должна помочь ей управиться с Рианнон. Малинде очень нравилось помогать Кейтлин и качать малышку в колыбели, и потому она удрала раньше, чем София успела закончить свои наставления о необходимости быть осторожной.
