Мешак не имел ни малейшего желания быть схваченным. Пусть он умрет, но обратно в рабство не вернется. Но для этого ему нужен план.
Он присел на корточки, чтобы лицо его оказалось на одном уровне с Малиндой. Она смотрела на него строго и взыскательно, словно маленькая сова.
– Малинда, слушай меня внимательно. За нами следит плохой человек. Держись подальше от сада, не позволяй ему увидеть тебя и сама не разговаривай с ним. Ты хорошо сделала, что рассказала мне обо всем, но будет лучше, если больше ты никому не скажешь ни слова, – заговорил он, стараясь быть убедительным. – Пусть это останется нашим секретом. А теперь ступай обратно к мисс Софи и оставайся у нее на глазах, слышишь? Тогда ты будешь в безопасности. Сам я отвести тебя туда не могу, потому что он следит за мной. Сейчас он уже знает, что ты заходишь в хижины и выходишь из них и никто не провожает тебя обратно. Если это сделаю я, он поймет, что ты рассказала мне все. Вот так он думает. Но ты будешь в безопасности. Ты ему не нужна.
Она показала на Мешака, и ее маленькое личико исказилось в гримасе. Он понял, что она тревожится за него, и спокойно произнес:
– Я тоже буду в безопасности, не волнуйся, но мне надо уладить это дело. Тот человек, которого ты видела, очень умен.
Малинда согласно кивнула.
– Но я буду умнее, – заявил Мешак, надеясь, что говорит правду. – Спасибо тебе, девочка, – сказал он и выпрямился. – Ты хорошо сделала, что пришла к Мешаку и все ему рассказала. Да, лучше не возвращайся через сад. – Она же в ответ окинула его презрительным взглядом, который ясно говорил: «Я и сама знаю это!» И он невольно улыбнулся. – А теперь ступай.
Он смотрел ей вслед, глядя, как она кружным путем бежит к де Марешалям, а потом вспомнил, как она снаружи размахивала своей куклой, выставляя ее напоказ, и только потом вошла в хижину, чтобы передать ему послание. Поэтому наблюдатель в саду наверняка решит, что девочка попросила его починить игрушку. А еще она не встала напротив открытой двери, потому что наблюдатель мог заметить ее и понять, что она предупреждает его. Мешак покачал головой и пробормотал: «Эта малышка умна, как не знаю кто. Она не разговаривает, но при этом сообразительнее многих взрослых. Они просто этого не видят».
С тех пор он старался спать днем, урывая по несколько часов здесь и там, прячась в кустах у реки, и бодрствовал по ночам, прислушиваясь к треску цикад. Он рассказал Сету, Нотту, Венере и Саскии о том, что их выследили, и Сет с Ноттом тут же собрались бежать вместе со своими семьями, но Зейдия предупредила их, что Охотник на рабов наверняка привел с собой и других людей, потому что даже он не рискнет связываться с шестью рабами в одиночку. Они нападут ночью, постаравшись застать его и остальных врасплох, пока они спят. Зейдия знавала многих беглецов, и, хотя у нее самой так и недостало мужества бежать, она видела, что с ними произошло. Всех рабов заставляли смотреть на то, как наказывают их товарищей.
Благодаря Охотнику на рабов патрульные и милиция, как правило, всегда ловили беглецов. Пока Охотник шел по следу, они преследовали беглецов, выжидая момента, когда те устанут. Беглецы, свежие, отдохнувшие и отчаявшиеся, могли быть опасными.
Мешак был готов к этой встрече; собственно говоря, он подготовился сразу же, едва только его хижина была построена, но не знал, сколько времени у него будет, когда пробьет его час. Сознавая, что за ним придут уже очень скоро, возможно даже сегодня ночью, он выждал до темноты, после чего занялся последними приготовлениями. Он уложил соломенный тюфяк на кровать, чтобы со стороны казалось, будто там спит человек, и укрыл его медвежьей шкурой. Ему очень не хотелось жертвовать шкурой, но тут уж ничего нельзя было поделать. Ставни на окнах он связал оленьими жилами так туго, чтобы их нельзя было открыть. В очаг он подбросил ясеневых поленьев. Они были еще сырыми, но ясень хорошо горит и так. Затем он развел огонь, пожалуй, даже слишком жаркий для такой теплой летней ночи. В его неровном свете тени выглядели живыми и казалось, будто человек на кровати дышит.
Вдоль стен он повсюду рассыпал высушенные сосновые шишки и иглы. Кулли помогал ему собирать их, они набрали много корзин, и мальчик все удивлялся, зачем Мешаку понадобилось так много, но Мешак ответил, что они нужны ему кое для чего. Он неизменно мастерил что-либо, начиная с обувки и деревянных гвоздей для дранки и заканчивая вертелом, который поворачивался сам по себе. Он любил сначала придумывать всякие штуки, а потом мастерить их.
Взяв из угла котелок со смолой, где тот дожидался своего часа, он поставил его на очаг разогреваться, но не слишком близко к языкам пламени. Затем вынул из ведра с водой плетеное из оленьих жил лассо и, привязав один конец к ручке котелка, поставил его на табуретку, которую сам же и изготовил, причем именно такой высоты и именно на таком расстоянии, чтобы тот опрокинулся прямо в огонь. Он много раз прикидывал, не ошибся ли в расчетах, и не единожды проверял, все ли сделал правильно, ибо это имело очень большое значение.
Оставив дверь чуточку приоткрытой, он выскользнул из хижины, разматывая за собой влажное лассо. Еще один плетеный аркан, привязанный к деревянному брусу, лежал свернутым у двери, и Мешак, взяв его, тоже потянул за собой вместе с первым к небольшому огороду, разбитому сбоку от хижины.
После этого Мешак распростерся на земле между двух рядов цветущих тыкв, которые он хорошенько полил на закате. На больших листьях до сих пор сохранилась влага. Он приложил ухо к земле, чтобы не ошибиться. Да, стрекот цикад не смог заглушить легкий топот копыт, от которого подрагивала земля. Он затаился и стал ждать, держа в руках концы арканов.
Венера, Сет, Сюзанна, Саския, Нотт и Кулли тоже спрятались в укрытии; они поднялись по узкой тропинке к медвежьей пещере, где оставили мушкеты и провизию. В пещере стояла ужасная вонь, но Гидеон сказал, что медведи придут сюда только тогда, когда настанет время ложиться в зимнюю спячку. Сет и Нотт хотели остаться, чтобы помочь Мешаку, но он отказался, заявив, что они должны защищать свои семьи. Он лишь сообщил им, что у него есть план, но не сказал, в чем он заключается.
После недолгого спора Сет и Нотт согласились с Мешаком в том, что, если его убьют, им будет безопаснее в пещере, чем если бы они попытались убежать от Охотника на рабов. На открытой местности выследить и схватить их будет проще простого. А вот если они останутся в пещере, то Охотнику на рабов и его людям придется идти за ними внутрь. Вход в пещеру был узким, и они будут вынуждены проползать туда по одному. Внутри пещера уходила вглубь горы и постепенно расширялась, а из нее тянулись входы в другие пещеры, слишком большие для того, чтобы милиция могла выкурить их оттуда дымом. Кроме того, здесь в достатке имелись укромные местечки, в коих они могли устроить засаду на преследователей. Мешак даже соорудил несколько ловушек и силков, расположив их перед входом.
А вот де Марешалям, Руфусу и Ваннам он не сказал ничего. Он привык полагаться исключительно на себя самого.
Мешак предпринял некоторые меры предосторожности, припрятав свои немногочисленные пожитки, стол, стулья и инструменты в сарае вместе с десятью фарфоровыми тарелками с золотой каймой, разрисованные розами, которые дала ему София, когда делила столовые приборы. Их хрупкость очаровала его, и он с восторгом водил пальцем по лепесткам и крошечным шипам роз, восхищаясь их сдержанной красотой. «Они больше похожи на цветы, чем настоящие», – одобрительно заметил Мешак. София согласилась с ним, что они красивые, и сказала, что это мейсенский фарфор. Тарелки были самым дорогим, что она прихватила с собой из дома Томаса. Мешак даже потрогал розовую глазурь, чтобы проверить, не мягкая ли она, а потом инстинктивно отдернул руку от столовой посуды белых людей, пошутив: «Их шипы колются».
