Ежевика росла в горах в изобилии, и дети регулярно отправлялись собирать ее, точно так же, как весной собирали землянику и черемшу, а осенью – папайю, хурму, грецкие орехи, орехи бука и гикори. Но пикник с ежевикой был событием особенным. Для поселенцев он стал почти выходным днем, праздником, отмечаемым после того, как урожай пшеницы и кукурузы был собран, а овощи и фрукты разрезаны на дольки и выложены сушиться на солнце. Теперь, когда не нужно было спешить, торопливо проглатывая на бегу ломоть кукурузного хлеба с овощами, запивая его пахтой, чтобы продолжить сбор урожая, женщины приготовили настоящее пиршество. В корзинках лежали пироги с олениной и печенье из пресного взбитого теста, приправленное тонкими ломтиками ветчины, свежий сливочный сыр, персики, мускатный виноград, имбирные пряники, посыпанные специями из древесной коры, и маленькие лепешки, усеянные кусочками последних прошлогодних фруктов. Мешак обычно прихватывал с собой виски, Руфус – крепкий сидр, а София неизменно брала чайные принадлежности, аккуратно укладывая их в корзинку.
Одеяла расстелили на земле, мужчины развели костер, а после того, как кто-то из детей принес ей ведро воды из ручья неподалеку, София наполнила ею котелок и повесила над огнем кипятиться для чая. Затем женщины принялись нарезать салаты со своих огородов и выставлять их на стол вместе с прочими яствами, попутно отгоняя детишек, которые наперебой жаловались, что они слишком голодны для того, чтобы собирать ягоды. В конце концов каждый из них получил по лепешке вкупе со строгим наказом не возвращаться до тех пор, пока корзинки их не будут наполнены доверху. Детей неизменно предупреждали, чтобы они не увлекались поеданием ягод во время сбора, но все было бесполезно. Они набивали животы ежевикой, потом съедали обильный ужин на пикнике, а вечером жаловались на рези в желудке.
Набрав полные корзинки ягод и заслужив тем самым угощение, детвора предавалась немудреному веселью. Женщины наперебой хвалили воздушное тесто друг друга, изумительный вкус печенья из пресного взбитого теста, остроту сливочного сыра и то, как Кейтлин в очередной раз ухитрилась искусно разложить фрукты на подстилке из виноградных листьев посреди стеганого одеяла, на котором было выставлено и остальное угощение.
Затем дети отправлялись играть в жмурки, а взрослые наслаждались редкими моментами отдыха с чаем, сидром или бренди. Наступала краткая передышка в тяжелых и изнурительных трудах, чтобы завтра вновь окунуться в бесконечные домашние хлопоты, которые вновь захватят их с головой. Ничегонеделание превращалось в настоящую роскошь, и они поудобнее устраивались на стеганых одеялах, вспоминая свои первые дни пребывания в долине и глядя на солнце, клонившееся к горизонту чуточку раньше, чем на минувшей неделе.
– Шарлотта, иди ко мне, полюбуемся закатом, – сказала София, протягивая руку своей младшей дочери. Шарлотта была еще слишком мала, чтобы собирать ежевику, да еще на колючих кустах, и потому девочка тихонько играла за спиной матери. – Взгляни, родная, какие у него замечательные тона. Вон тот называется розовый.
– Розовый, – повторила Шарлотта, забираясь к матери на колени.
– Сиреневый.
– Сиеневый, – повторила Шарлотта.
– Синий.
– Синий! – торжественно подтвердила девочка, поднимая ручонки, до локтей перепачканные синим соком ежевики.
– Боже! Шарлотта, чем ты занималась?
– Стиала одежду! – Она показала матери кулачок, в котором была зажата какая-то синяя тряпочка. Ежевика в корзине позади нее превратилась в месиво.
– Мой носовой платок! Так вот почему ты притихла! Ты играла в стирку с ежевикой, которую собрала Китти! Она непременно рассердится. Это было очень дурно с твоей стороны. – Что ж, по крайней мере, носовой платок был чистым.
– Дулно! – с восторгом согласилась Шарлотта. – Очень дулно!
Китти, игравшая в салочки, заметила, что Шарлотта машет лиловыми ручонками, и подбежала взглянуть на свою корзинку.
– Шарлотта залезла в мои ягоды. Они все раздавлены! – пронзительно взвизгнула старшая дочь.
– Знаю. Не расстраивайся, Китти, дорогая. Я сделаю из нее крепкий сладкий напиток. Мне все равно пришлось бы выжимать сок, и Шарлотта просто избавила меня от хлопот.
– Ой, мама, ты всегда защищаешь Шарлотту! – недовольно воскликнула Китти и топнула ногой. – Папа, – воззвала она к отцу, надеясь, что тот выбранит Шарлотту. – Мама разрешила Шарлотте…
– Китти, попробуй лучше оладий с персиками, которые сделала твоя мама. – И Анри протянул дочери корзинку. – Бери все и угости своих братьев, Кулли и остальных.
Китти дрогнула и заколебалась:
– Но Шарлотта…
– Она добралась до твоих ягод прежде, чем я успела остановить ее, но ведь ничего страшного не случилось, – умиротворяюще заявила София. – Ну же, не дуйся, Китти, иначе твое личико привыкнет к этому выражению. И посмотри на закат, пожалуйста. При виде такой красоты нельзя сердиться. Да, забирай оладьи.
Китти, сменившая гнев на милость, умчалась к Кулли, прихватив с собой оладьи.
София же вновь принялась созерцать увядающие краски.
– Отсюда мы с твоим папой впервые увидели «Лесную чащу», – сообщила она Шарлотте, которая была слишком мала, чтобы знать эту историю, хотя остальные дети уже слышали ее. – Вот с этого самого места на скале, где мы стояли с твоим папой и Тьерри. Тьерри назвал реку Бауджей, и здесь же он застрелил дикую свинью. Бах! – воскликнула она, уткнувшись носом в шею Шарлотте, и девочка радостно взвизгнула, вырвалась из ее объятий и побежала вслед за Джорджи и Френсисом.
Анри полулежал на одеяле рядом с Софией, опираясь на локоть, и доедал последние крошки пирога с олениной.
– Хотелось бы мне знать, добрался ли Тьерри до Франции и исполнил ли он свой таинственный обет, – сказал он.
– Тьерри бы сейчас не узнал ее, – заметила София, и Ганноверы, Стюарты, Мешак и Кейтлин поддержали ее одобрительным ворчанием. Промолчал один лишь Гидеон.
София откинулась на вытянутые назад руки и посмотрела на Анри.
– А я только что вспоминала о празднике урожая в Сассексе. Людям, работавшим в поместье, каждый год после уборки урожая предоставлялся выходной день. В церкви бывала служба, а в амбаре накрывали столы. Мужчины раздавали всем жареную говядину, а вечером все желающие собирались на танцы.
– В имении отца мы устраивали нечто подобное. Во время сбора винограда нас с Тьерри и Франсуа обычно отправляли в деревню помогать. В течение нескольких дней мы давили молодое вино, а потом в саду для работников и их семей накрывали столы, а из замка присылали угощение. – Анри вздохнул. Воспоминания о Франции навевали на него меланхолию. Время от времени его посещали мечты о том, чтобы отвезти Китти во Францию, устроить ее в приличную католическую женскую школу при монастыре, после чего вернуться за сыновьями, но к этому примешивалось чувство вины, оттого что он не сподобился раздобыть нужную для этого сумму.
