Поселенцы знали, где собирать землянику весной, дикую черную вишню в июне, а ежевику, буковые орешки, каштаны, грецкие орехи, орехи гикори и хурму осенью. Над дымящимися ветками гикори они коптили оленьи и свиные окорока, а также часть большого улова речной рыбы, в которой они не знали недостатка после того, как научились пользоваться сетями чероки. Они засеяли целые поля пшеницы, кукурузы и сорго, и теперь женщины пекли из белой муки лепешки и дрожжевой белый хлеб, а по праздникам – уэльские кексы. У них было вдосталь соргового сиропа для подслащивания и макания хлеба, а Кейтлин даже торговала им наравне с бочонками белой муки.
Малинда продолжала бродить по окрестностям в одиночестве и никому не рассказывала об индейце, которого видела в саду. Он так и не вернулся после того, как сгорела хижина Мешака, но Мешак не утратил жизнерадостности и не сожалел об утрате жилья. Засучив рукава, он принялся возводить себе новое жилище в месте, которое, как он сказал ей, было еще лучше прежнего, поскольку располагалось ближе к ручью. За работой он громко напевал. Его новая хижина получилась больше старой, а сбоку к ней он пристроил комнату, в которой хранил свои инструменты и массивный верстак для всяких поделок.
В первую очередь в этой своей мастерской он изготовил для Малинды целое кукольное семейство – маму, папу, девочку и мальчика помладше – с красивыми резными головами, шелковистыми волосами из кукурузных початков, которые он выкрасил в черный цвет соком грецкого ореха, и двигавшимися деревянными ручками и ножками на шарнирах. Он выпросил у Кейтлин несколько лоскутков набивного ситца, иглу и марлю, после чего, к невероятному ее изумлению, сшил для кукол одежду и даже смастерил маленькие башмачки из коры. Малинда повадилась таскать кукол за собой, не желая расставаться с ними ни на минуту, и София нашила ей на фартук четыре больших кармана, чтобы она могла носить их там. А еще Малинда перестала откручивать куклам головы.
Иногда, если у Анри оставался после охоты лишний опоссум или белка, шестнадцатилетняя Малинда седлала лошадь и ехала на другой конец долины, к горе Лягушонок, с куклами в фартуке, где без спроса наведывалась в хижину Драмхеллеров. Она подметала и проветривала ее, после чего оставляла для хозяев рагу, которое доходило на медленном огне и которое они обнаруживали, вернувшись домой после работы. Время от времени они находили и выстиранное белье, которое сушилось на веревке. Малинда вываривала его, если полагала, что одежда и постельное белье в этом нуждаются. Девочка по-прежнему ни с кем не разговаривала, даже с Софией, но Джек продолжал смешить ее, и тогда она улыбалась и беззвучно смеялась.
Впрочем, Малинда не оставляла своей заботой и Мешака, хотя и не позволяла себе чрезмерно задерживаться в его доме, стирая или прибираясь. В отличие от Драмхеллеров Мешак содержал свою хижину в безукоризненной чистоте. Малинда знала, что он обожает жареные пирожки. Особенно с персиками и дикой сливой. А пирожки у Малинды выходили – пальчики оближешь. Она замачивала сушеные фрукты, замешивала тесто, как однажды научила ее София, после чего опускала полукруглые кусочки сдобного теста со сливами внутри в кипящий жир, пока они не всплывали на поверхность, хрустящие, золотистые и даже чуточку подгоревшие. Девочка в точности знала, когда их нужно вынимать.
Когда они остывали, она сбрызгивала их капелькой меда, если он имелся в наличии, или же посыпала щепоткой соли, если его не было, чтобы оттенить сладость, и относила корзинку с угощением к хижине Мешака, где и оставляла ее на крыльце.
Перед тем как разыгралась драма с участием Шарлотты, Китти и корзины с ежевикой, Анри как раз объяснял Софии, каким образом он собирается реализовать свой давний план продажи земли поселенцам.
– Теперь, когда урожай убран, я намерен вновь взяться за него и довести до конца. А начну я вон оттуда, где осталось место еще для двух усадеб. – Он показал на противоположный берег реки. – Поселенцев становится все больше и больше. Мне бы только расчистить участок да поставить хижину. Хотя, на мой взгляд, там вполне хватит места и для двух.
– Хм, – пробормотала София. Она из года в год выслушивала планы Анри и давно перестала относиться к ним всерьез, хотя и знала, что дралась бы, как рассвирепевшая медведица, вздумай Анри отнять у нее медвежат. Несколько раз после окончания уборки урожая Анри загорался своими прожектами, но с наступлением холодов вновь терял к ним интерес. Для одного человека работа оказывалась чересчур уж неподъемной, и Анри, который и в лучшие-то времена легко впадал в уныние, сдавался и отказывался от своих намерений.
Хотя поселенцы неизменно приходили на помощь друг другу с посевной и уборкой урожая на своих полях, равно как и помогали с ремонтом хижин и прочими большими работами, остальные мужчины не горели желанием впрягаться вместе с Анри в его давно лелеемое предприятие. Да, Анри им нравился, но при этом они не до конца доверяли ему, пусть даже и затруднились бы объяснить, что было тому причиной. Так или иначе, у каждого имелись свои поля, ферма и скот, за которым надо было ухаживать, и потому они бывали заняты с утра до вечера. После нескольких неудачных попыток планы Анри превратились в нечто такое, о чем он частенько заговаривал, но не предпринимал для их осуществления никаких реальных шагов.
Мысль о продаже земли другим поселенцам вызывала у бывших рабов нешуточное беспокойство. Нотт, Мешак и Сет откровенно боялись, что вновь прибывшие обзаведутся рабами, поставят под сомнение их статус свободных людей и предъявят права на их земли. Хотя София и Анри пытались приободрить их, уверяя, что наличие вольной грамоты и купчей крепости означало, что они больше не рабы и что земля принадлежит им по праву, негры на собственном опыте убедились, что жизнь – штука непредсказуемая, свобода – вещь ценная, но переменчивая и что белым людям ни в коем случае нельзя безоговорочно верить на слово. Они по-прежнему называли Софию и Анри «мисс Софи» и «миста Анри». Кейтлин они именовали не иначе как «мисс Кейтлин», но Гидеон был Гидеоном, а Руфус – Руфусом, а не «мистой Руфусом». С их точки зрения, это было нормально. Но они были против появления других белых в долине.
Что же касается Руфуса, то он не горел желанием помогать Анри, поскольку был по горло занят собственными делами. Да и, говоря по правде, именно успехи Руфуса в его многочисленных начинаниях подталкивали Анри вступить с ним в конкурентную борьбу. Одним из предприятий кузнеца стало изготовление крепкого сидра.
Чуть ниже хижины де Марешалей раскинулся настоящий яблоневый сад. Деревья прижились и стали обильно плодоносить после того, как Сет и Руфус удобрили их и подрезали первой весной, а на следующий год Кейтлин добавила к ним несколько саженцев персиков, которые ее отец привез со своей фактории. С каждым годом они приносили все больший урожай. Все брали столько фруктов, сколько им было надо, и пироги с сушеными яблоками или персиками стали для них основным лакомством на протяжении долгой зимы. Сад принадлежал всем; Софии или Анри никогда бы и в голову не пришло предъявить на него права собственности, хотя никто не стал бы возражать, если бы они пошли на такой шаг.
С помощью Мешака Руфус изготовил яблочный пресс и готов был давить яблочный сок для последующей переработки в сидр для любого, кто не прочь был поделиться с ним кувшином-другим за труды. У него имелся особый рецепт, благодаря которому перебродивший сок превращался в напиток, крепостью не уступавший бренди. Руфус недурно зарабатывал, продавая его охотникам-трапперам и поселенцам, которые спускались вниз по реке и останавливались на фактории Ваннов.
