– Так и есть. Мне даже пришлось отпустить ей юбки, – кивнула София.
Вокруг них Кейтлин с Венерой и Саскией уже принялись складывать остатки пиршества в корзинки и криком подзывать к себе детей, рассчитывая спуститься вниз по тропе до того, как стемнеет. Детям постарше доверили нести ведерки с собранными ягодами, взрослые взвалили себе на плечи большие корзины, и процессия начала медленный спуск вниз.
– Смотрите, появились светлячки! – закричала детвора. Сунув свои ведерки тем из взрослых, кто оказался рядом, они с радостными воплями бросились ловить крошечные сверкающие искорки света.
– Не забудьте выучить на завтра по стихотворению, которое вы должны будете рассказать мне в школе! – крикнула им вслед София, надеясь, что они услышат ее. Она тщательно выписала песчаником на куске сланца для каждого по стихотворению, потому что теперь, после сбора урожая, дети более не нужны были на полях и она готовилась возобновить занятия в своей школе.
– Мы знаем! – хором ответили ей мальчишки и девчонки.
София приступила к реализации своего плана открыть школу. Поначалу она решила сосредоточиться на взрослых, но добилась лишь частичных успехов. Руфус вообще отказался посещать занятия, заявив, что умеет читать и писать, а большего ему и не надо. Во время их второй зимы в долине, когда холода загнали всех под крышу, она сумела обучить Саскию, Венеру, Мешака, Сета и Нотта основам арифметики, чистописания и чтения, так что они уже могли прочесть дарственные грамоты на свои земли и Библию Кейтлин, которую она в целях обучения позаимствовала у подруги.
Бывшие рабы читали Библию без особого энтузиазма. Анна де Болден читала им ее по воскресеньям, подчеркивая, что Ветхий Завет подтверждает, будто негры рождены быть рабами белых людей. София же рассказывала им совсем иные истории о Моисее и детях Израилевых, бежавших от рабства в Египте через Красное море, и даже сумела пробудить в них нечто вроде интереса, сравнивая спасение израильтян с их собственным бегством от Томаса. Это пришлось им по душе, но с наступлением тепла и посевной страды на них навалилось столько работы, что у взрослых попросту не оставалось ни времени, ни желания для дальнейшей учебы.
А вот детей ей удалось заставить заниматься по два часа каждое утро, за исключением поры, когда убирали урожай. София спешила поскорее управиться с домашними делами, чтобы приступить к обязанностям учительницы, и потому ставила тесто подниматься еще до рассвета, а потом ненадолго прерывала уроки, чтобы утрамбовать его или разделить на буханки перед тем, как поставить в печь. Сначала они занимались арифметикой. Затем София усаживалась за штопку или шитье, слушая, как дети читают вслух или пересказывают по памяти отрывки из Библии, которые она раздавала им, чтобы они записали их на сланцевых дощечках и выучили наизусть. К вящей досаде детворы, она требовала, чтобы они выполняли арифметические упражнения правильно, в противном случае все приходилось повторять до тех пор, пока не получался нужный результат. А если они не могли запомнить и безукоризненно пересказать стихотворение или стих из Библии, то должны были десять раз подряд записать его на дощечке, и эту задачу они ненавидели всем сердцем. Дети ворчали, но понимали, что лучше сделать все правильно с первого раза.
Старшие мальчики – Кулли, Тоби и Джек – сидели на одном конце длинного дощатого стола, известного под названием «обеденный», потому что рядом с печью стоял другой стол, поменьше, который назывался «кухонным». Малинда упорно садилась рядом с Джеком, отпихивая локтями Кулли или Тоби в случае необходимости. Джек, похоже, понимал Малинду, которая так и не заговорила, без слов. Эта парочка вполне обходилась быстрыми жестами и взглядами. Он был ее рупором, угадывал любой мучивший ее вопрос или мысль, которую она хотела выразить, и озвучивал их Софии. Малинда была очень сообразительной девочкой, и София по ее глазам видела, все ли ей понятно или нет. Она все схватывала на лету.
Китти, Рианнон и Сюзанна облюбовали другой конец стола, тихонько пересмеиваясь между собой или утихомиривая малышню. Сюзанна зорко поглядывала на трех своих сводных сестер – Пэтси, Полли и Пирли. Ее младшая сестренка Пен все еще держалась за юбку матери, а самая маленькая, толстушка Пич, так и вовсе лежала в колыбельке.
Сюзанне нравилось быть старшей, и она без устали напоминала сестрам, кто у них главный. На уроках она постоянно делала сестрам замечания, совсем как ее мать: «Пэтси, сиди смирно», «Нет, камешек для письма надо держать вот так», «Полли, перестань пинать Пэтси ногами», «Нет, Пирли, больше никакой воды, так что оставь ведро в покое», «Пэтси, прекрати, иначе получишь от меня на орехи!» Но для своего возраста девочка была ответственной, и на нее вполне можно было положиться в том, что она не даст им забрести в заросли ядовитого сумаха, свалиться в реку, съесть ядовитые ягоды или попасться на глаза гусям Руфуса.
Рианнон Ванн приглядывала за своими младшими братьями – шестилетним Брином и Кадфаэлем, которому исполнилось пять, – в куда более спокойной манере, то и дело наклоняясь к ним, чтобы проверить, правильно ли они выполнили арифметические упражнения. Вся троица пошла в Гидеона с его темными волосами и прямыми бровями, зато глаза у них были голубые, как у Кейтлин. Рианнон была девочкой впечатлительной, Брин – шумливым и непоседливым, а Кадфаэль унаследовал от матери уравновешенную и спокойную натуру и всегда был готов терпеливо играть с Шарлоттой, которая его обожала.
Френсис и Джорджи де Марешали были чуточку младше братьев Ванн и отличались куда меньшей воспитанностью. София убедила их в том, что школа даст им возможность быстро повзрослеть и стать похожими на Джека, который в их глазах был настоящим былинным героем, потому что мастерил им рогатки и позволял тайком от матери вырезать узоры на палочках своим перочинным ножом. Они сидели рядом со своей старшей сестрой Китти на другом конце стола, напротив старших мальчиков и Малинды, и болтали ногами, пиная друг друга под столом, пока их мать придумывала обучающие игры, такие как, например, «кто знает больше слов, которые начинаются на букву „А“», чтобы удержать их внимание.
Для подобных уроков Шарлотта была еще слишком мала. Сущий бесенок с шелковистыми светлыми волосиками, она вперевалку расхаживала по комнате и совала в рот все, до чего могла дотянуться. Кроме того, она очень быстро научилась залезать куда не следует, и дом регулярно сотрясали шумные звуки падений, за которыми раздавался громкий рев, когда Шарлотта покоряла очередной предмет мебели и падала с него на пол. Уроки то и дело прерывались криками детей о том, что Шарлотта ест тесто для выпечки хлеба, оставленное подниматься, или грызет башмак, или завладела охотничьим ножом Анри и сунула в рот ножны, или размахивает гвоздем, или примеривается к грязи, налипшей на детскую обувь, или добралась до жестянки с чаем из сумаха и с довольным видом рассыпает повсюду красноватый порошок. «Шарлотта – сущее наказание, непоседа и проказница», – устало думала София, вытаскивая дочку из очередной опасной, ядовитой или грязной авантюры.
По сравнению со своими кареглазыми братьями и сестрами-шатенками Шарлотта выглядела настоящим светловолосым ангелочком, подкинутым эльфами. Остальным детям Анри рассказывал, что Шарлотту им принесли французские феи из тех мест, где был дом папы, из прекрасного замка в темном лесу, в котором водились единороги, рыцари с волшебными мечами и заколдованные принцессы, спящие в башнях, совсем как в тех сказках, что рассказывала им мать.
