Насилие приблизилось к ним вплотную. В марте солдаты напали на индейскую деревню в трех долинах от них, убили животных, а людей загнали в дома и сожгли. Мужчины в это время были на охоте, так что в поселении оставались лишь старики, женщины и дети.
Однажды ласковым весенним днем в конце апреля Кейтлин развешивала стеганые лоскутные одеяла для просушки на солнце. Завидев приближающийся плот, она повесила два последних одеяла и пошла на пристань, дабы приветствовать вновь прибывших. Но, к ее удивлению, плот двигался по стремнине, дергаясь из стороны в сторону. И ее поразила еще одна странность – на веслах и шестах никого не было.
В конце концов она позвала Гидеона. Тот с минуту наблюдал за неуправляемым плотом, который вскоре боком ударился о причал. Когда они вдвоем направились к нему, Кейтлин сказала:
– Там внутри свалена какая-то куча. Должно быть, развязались веревки… – А потом она пронзительно взвизгнула: – Ой, Гидеон! Боже милостивый!
Плот был завален чудовищно изуродованными телами. Здесь были скальпированные солдаты, женщины и на этот раз даже дети. Одним из них оказался маленький мальчик, живо напомнивший ей Кадфаэля. Он лежал со сломанными ногами на руках у молодой женщины, которая невидящим взором уставилась мимо него куда-то в небо.
Ужасный груз они захоронили позади своего сада. Гидеон сказал Кейтлин, чтобы она не отправляла детей в школу, а Рианнон велел не сводить с Брина и Кадфаэля глаз и никуда не отходить от хижины и фактории. Затем он посоветовал Сету и Венере не отпускать девочек на урок к Софии, а в случае нападения укрыться в доме Мешака.
В то лето горы звенели эхом воинственных кличей, и теплыми летними ночами отзвуки их достигали ушей поселенцев. Они больше не осмеливались устраивать свой пикник с ежевикой. Гидеон предупредил их, что это стало слишком опасно.
София смазала свой пистолет и мушкеты остальных медвежьим салом. Анри кипел от безнадежного негодования, жалея о том, что раньше не увез Китти, дабы уберечь ее от опасности. Он отправился в амбар, чтобы пересчитать наличные деньги, которые хранил в тайнике: серебряные и медные монеты, шиллинги и пенсы, местные колониальные банкноты и испанские песо, составлявшие его неприкосновенный запас. Однако он усомнился, что их хватит на проезд для двоих во Францию. После этого случая он возобновил усилия по расчистке земель к западу от реки.
Судя по тем отрывочным новостям, что достигали обитателей долины Надежды, между Англией и Францией все еще продолжалась война. Анри понимал, что от этого переправа через Атлантику стала еще опаснее, поэтому мечта увезти отсюда Китти по-прежнему была несбыточной.
Деньги в любом виде – монеты, местные купюры, английская валюта – доставались им нелегко. Бóльшую часть того, что им было необходимо, они получали в результате натурального обмена. Лишь у немногих путников на плотах оказывались при себе наличные, да и те они предпочитали тратить на кукурузную муку, бекон или инструменты, которые покупали у Кейтлин, строго следившей за денежными поступлениями. Основную часть монет из своего неприкосновенного запаса Анри попросту выиграл у Карадоков в карты или кости, при этом проигрывая лишь немногим меньше. Благодаря фактории почти все деньги оседали в карманах у Гидеона, но играть в карты или кости он отказывался наотрез. Индеец оставался равнодушен к деньгам, предоставляя Кейтлин тратить их по своему усмотрению. А та была слишком умна и осторожна, чтобы рискнуть доходом от торгового поста и поставить его на карту или ссудить взаймы; к тому же они с отцом вечно строили планы относительно того, как модернизировать факторию или разнообразить ассортимент предлагаемых товаров.
У Мешака тоже водились деньги, причем было их куда больше, чем предполагал Анри, но и он отказывался играть, говоря, что ничего не смыслит в этом. В тот единственный раз, когда Анри уговорил Мешака сыграть в карты, он выставил на стол кувшин виски и умудрился остаться трезвым, а вот Анри изрядно поднабрался. Как следствие, Мешак выиграл все деньги, что поставил на кон Анри.
Таким образом, оставался один лишь Руфус, который располагал некоторыми сбережениями благодаря своей кузне, но и он не желал рисковать ими, говоря, что деньги принадлежат его мальчикам. Анри попытался было насмешками и обманом развести Руфуса на пари или карточную игру, а когда тот отказался, обозвал его плаксивым, жадным и презренным крестьянином.
Неудивительно, что отношения у них испортились и стали почти враждебными.
В июне к Софии пришел встревоженный Гидеон и сообщил, что Руфус вновь видел индейцев, которые уже открыто охотились на его пшеничном поле. Они преследовали трех белохвостых оленей, и Руфус, взбешенный тем, как беспардонно уничтожается его тщательно лелеемый урожай, выстрелил из мушкета в воздух, чтобы отогнать их, но случайно ранил одного оленя, а остальные два сумели удрать. Воины были в ярости. Они всегда охотились на оленей в этой долине. Раненый олень бился в агонии, щедро орошая землю кровью, и индейцы принялись насмешничать над Руфусом, обзывая его мазилой и слабаком. Окончательно потеряв контроль над собой, Руфус, не целясь, выстрелил и в них. Правда, он затруднился бы сказать, попал в кого-нибудь или нет, хотя и надеялся, что на сей раз не промахнулся.
Если он кого-то из них убил или раненый воин умер, угрюмо заявил Гидеон, то поселенцы вскоре узнают об этом.
София как раз замешивала хлеб, когда Гидеон рассказал ей о Руфусе и индейцах, насмехавшихся над ним. Она сердито ткнула в тесто кулаком и вздохнула. Ну почему мужчинам непременно нужно ссориться из-за всяких пустяков, словно несмышленым детишкам? Неужели какой-то олень должен стать для них яблоком раздора? И почему бы индейцам не охотиться где-нибудь в другом месте, а не на поле Руфуса? Ведь олени водятся повсюду. Почему бы Анри не оставить Руфуса в покое с его честно заработанными деньгами, а не изводить кузнеца насмешками, ведь это привело к тому, что теперь эти двое отказывались работать друг у друга на поле? К тому же Анри вновь стал заводить разговоры о том, чтобы отвезти Китти во Францию. А тут еще Руфус поставил под удар их общую безопасность, и теперь индейцы могут напасть на них в любой момент.
Ох уж эти мужчины! София вновь принялась энергично месить хлеб. Она никак не могла решить, должна ли Китти ехать во Францию, если ей представится такая возможность. Приподняв комок теста, она с размаху плюхнула его обратно и поинтересовалась у Гидеона, как там поживает Кейтлин. Она знала, что подруга чувствует себя несчастной; однажды она как на духу выложила Софии все свои опасения насчет Рианнон. София заметила, что в тот последний раз, когда Кейтлин поднялась на гору, дабы нанести ей визит, она выглядела ужасно: под глазами подруги залегли темные круги, а некогда румяные щеки посерели и ввалились. Но дело было не только в Рианнон, хотя Софии хотелось схватить девчонку за плечи, хорошенько встряхнуть и сказать: «Посмотри на свою мать! Будь с нею поласковей!»
После рождения Кадфаэля Кейтлин схоронила одного за другим троих мертворожденных младенцев на маленьком кладбище позади сада. «Господь дал, Господь и взял», – шептала она помертвевшими губами всякий раз, когда маленький сосновый гроб, на изготовление которого у Мешака уходило совсем немного времени, опускался в сырую землю. Она крепко держалась за руку Софии, и лицо ее напоминало маску скорби. «Несмотря ни на что, я не должна роптать и жаловаться, Софи, раз Богу было угодно забрать их к себе. Да свершится воля Божья, – вздыхала Кейтлин и добавляла: – У меня есть Рианнон и мальчики». Однако ее дети и Гидеон уже давно не слышали, как она поет.
