– Стефания. Какое красивое имя, – сказала София.
В последующие дни мужчина дрессировал лошадей, а Розалия занималась домашними хлопотами. Она вызывала восхищение равно как у мужчин, так и у женщин. Когда она шла, или склонялась над костром, чтобы помешать варево в котелке, или относила белье на реку, все ее движения сопровождались мелодичным перезвоном и ритмичным покачиванием бедер. А для Анни и девочек Ганновер Стефания стала настоящей диковинкой. Обладая экзотической внешностью, она унаследовала от матери оливковую кожу, темные вьющиеся волосы и те же самые темно-синие глаза с длинными ресницами. Носила она коротенькое, украшенное вышивкой платьице и маленькие золотые сережки в ушах, а изъяснялась на наречии, которого никто не понимал, хотя Анри и полагал, что это какой-то испанский диалект.
Отец Розалии был намного старше дочери, с серебристой шевелюрой и дочерна загорелым лицом, на котором застыло суровое выражение. Наряд его выглядел столь же экзотично, как и у нее. Он носил мешковатые штаны, заправляя их в высокие сапоги до колен, которые некогда были ярко-красными или пурпурными, темную рубашку, шапочку с атласной кисточкой и жилет, на котором была вышита разноцветная многоголовая птица. Он показывал на птицу у себя на груди, кивал, обнажая в ослепительной улыбке крепкие белые зубы, и говорил:
– Зимородок! На счастье, нет?
Вот так и получилось, что Тамаша Моргадеса прозвали Зимородком, а его вдовую дочь Розалию Кьярамонте – дочерью Зимородка. Оба прибыли из Нового Орлеана, поднявшись по Миссисипи до Тинасси, а уже оттуда, вверх по реке, добрались до долины Надежды. По их словам, они были странствующими артистами: Тамаш играл, а Розалия танцевала. Но путешествовать им прискучило, и они стали подыскивать себе подходящее местечко, где можно было бы осесть вместе с ребенком.
Складывалось впечатление, что Розалия прилагает все усилия к тому, чтобы поскорее обзавестись друзьями. Она всегда была готова остановиться и поболтать, если Кейтлин располагала свободным временем. Молодая женщина каждый день находила какой-нибудь предлог, чтобы заглянуть на факторию. Стефания же, постепенно пообвыкнув, подружилась с пятилетней Анни Ванн. Розалия рассказала Кейтлин, что они останавливались и играли в любом месте, где собиралась хоть какая-нибудь публика, но чем выше по Миссисипи, тем меньше им встречалось поселений, а на Тинасси они практически и вовсе исчезли. Кейтлин робко призналась, что танцевала контрдансы под скрипку своего отца, но всегда вместе с другими танцорами, и потому она не представляет, каково это – женщине танцевать в одиночку, без партнера.
– А вот так, – ответила Розалия, вскинула руки и принялась притопывать ногами. Как-то совершенно неожиданно она вдруг стала выше ростом и обрела нешуточную властность.
– Вот это да! – воскликнула Кейтлин. – Жаль, что вас не видят Софи и Венера!
– Если позволите, я могла бы станцевать для женщин – но только для них одних – в вашей кладовой, где мужчины не смогут подсматривать за нами.
Они договорились встретиться уже на следующий день, и Кейтлин отправила Анни предупредить о готовящемся представлении Венеру, Пейшенс Драмхеллер и Малинду. Сама же она надела шляпку от солнца и поднялась наверх, через сад, чтобы лично пригласить Софию. Она была рада тому, что у нее появился подходящий предлог для визита. Они уже давно стали сестрами друг для друга, но последние два года не общались из-за личного горя, разделившего их. И Кейтлин очень хотелось положить конец разладу.
Самым главным для нее сейчас было помириться с Софией и Гидеоном. Муж наконец признался ей, что верит в то, что Кадфаэль и Шарлотта живы, но шансы вернуть их зависят от того, удастся ли им сохранить добрые отношения с индейцами. Он не хотел говорить ей об этом, когда она не находила себе места от горя сразу же после похищения Кадфаэля, и предупредил, чтобы Кейтлин ничего не говорила Софии, пока он не будет знать больше. Приободрившись после таких известий, Кейтлин попыталась смириться с тем, что Рианнон добровольно отправится жить в племя, обитавшее в двух долинах к востоку от них.
– Это не навсегда, – терпеливо повторял Гидеон, – а для того, чтобы научиться.
Кейтлин это не нравилось, но разлад в семье не устраивал ее еще больше, да и к тому же их упрямая и своевольная дочь уже приняла решение уехать. Правда, открытым оставался вопрос с молодым индейцем, который весьма ее беспокоил. Этот Два Медведя, похоже, нравился Рианнон! Кейтлин с надеждой ожидала возможности довериться Софии, поделиться с нею своими страхами относительно Рианнон и спросить у подруги совета. Подобная перспектива внушала ей некоторое успокоение. Совсем как в старые добрые времена, когда Китти и Рианнон были еще маленькими и они обсуждали, как справиться с крупом и прорезыванием зубов.
Глава тридцать четвертая
Новая подруга
Весна 1773 года
На следующий день женщины собрались в кладовой, коря себя за то, что бросили хозяйственные дела, но при этом были преисполнены любопытства. Рианнон, Китти и Сюзанну допустили на мероприятие при условии, что с их стороны не последует никаких глупостей. Младших детей, включая Стефанию, которая полюбила Анни настолько, что готова была ради нее расстаться с матерью, увел с собой Анри, дабы развлекать их в лучших традициях Крысолова из Гамельна. Он запасся конфетами из сорго, которые Кейтлин сварила для фактории, и собирался взять детей на рыбалку. Разрешение остаться получила лишь Малышка Молли, поскольку еще не умела ходить и сидела на коленях у матери. В центре кладовой расчистили свободное место. Розалия вышла к зрителям не сразу; сначала из-за двери донесся шорох юбок, перезвон колокольчиков, а затем, став чуточку громче, до них донесся неровный перестук. Под эти звуки и появилась Розалия, объяснив, что обычно ее отец начинал играть на аккордеоне или скрипке, чтобы привлечь внимание, но сегодня она будет отбивать ритм каблуками. «Тук-тук-тук, – стучали трещотки у нее в руках, – тук-тук-тук». Стук стал громче и участился, а Розалия закружилась на месте. И вдруг она остановилась. Воцарившаяся тишина показалась неожиданной и зловещей.
Розалия фланирующей походкой прошлась по комнате. Когда на звуки музыки Зимородка начинали собираться люди, продолжала пояснения Розалия, она обещала им станцевать, если в небольшом медном котелке у его ног окажется достаточно монет. А до тех пор, по ее словам, она продолжала расхаживать перед ним взад и вперед. Вот так. Вновь раздался звонкий перестук, и Розалия быстрым шагом прошлась по кладовой, поводя плечами, медленно развязывая шарф и поглядывая через плечо, пока темные локоны не обрушились водопадом ей на плечи. Окинув быстрым взглядом аудиторию, она приподняла подбородок и выкрикнула: «Taliari!» – что означало: «Смотрите!»
На мгновение она застыла, чуточку отведя назад руки, а потом той штукой, которую держала в ладонях, начала отбивать новый ритм, притопывая в такт ногами.
– Какое бесстыдство! – воскликнула Пейшенс Драмхеллер. – Танцует, как искусительница… дьявольская приманка… Юным девушкам не подобает видеть такое… Если бы об этом узнал брат Мерримен, он бы…
