Глава тридцать восьмая
Последствия
Крещенский сочельник 1775 года
После Рождества София почувствовала упадок сил и духа, чего с ней не случалось вот уже несколько лет. Злосчастный портрет вновь разбередил ее душу, заставив вспомнить трагедию Шарлотты, и едва затянувшиеся сердечные раны вновь принялись кровоточить. София осунулась, замкнулась, Анри стал срывать зло даже на старшей дочери, а сама Китти вновь лишилась аппетита. Френсис и Джордж отправились на охоту, Магдалена прибиралась в хижине.
Запыхавшись после крутого подъема по тропинке, ведущей через сад, Кейтлин поспешила нанести визит Софии сразу же после того, как услышала о случившемся. Она сообщила подруге, что Секондус комфортно устроился в маленькой хижине на другом берегу. Правда, он до сих пор пребывает в прострации после вынужденного плавания на лодке и того приема, что устроили де Марешали написанному шедевру. Его мулы уже успели сбежать и забрели во двор к Розалии. Моргадесы жалеют Секондуса. Тамаш завел мулов художника в загон к своим животным и накормил их. Розалия отнесла Секондусу рагу с кукурузным хлебом и выслушала его повесть о грандиозном провале сюрприза с портретом.
В крещенский сочельник София, сделав над собой усилие, попыталась вернуть в семью мир и спокойствие. Она нашпиговала дикую индейку, подстреленную мальчиками, и зажарила ее со сладким картофелем. Затем она испекла кекс и приготовила яблочный мусс из сушеных яблок, хранившихся в кладовке. Сев за стол, они стали обсуждать слухи о бунтах, которые, подобно лесным пожарам, охватили все колонии. София полагала, что король пришлет войска, чтобы незамедлительно подавить их.
В конце концов после доброго ужина за столом воцарилась непринужденная атмосфера. Они подняли кружки с виски Мешака за здоровье короля. София, Китти и Магдалена свои порции разбавили водой.
Анри встал и заявил, что хочет сделать объявление. Семья застыла в ожидании, глядя на него.
– В марте мы с Китти едем в Новый Орлеан, откуда отплывем во Францию. Китти, можешь собирать вещи. – Анри улыбнулся. – Мальчики последуют за нами в следующем году…
Китти в ужасе уставилась на него:
– Нет! Папа, я не хочу никуда уезжать!
– Что ты имеешь в виду, Китти? Я много лет работал, чтобы осуществить эту мечту. Ты хочешь поехать, разумеется, хочешь! И ты, несомненно, поедешь со мной!
– Анри, – предостерегающе сказала София, вставая из-за стола, чтобы собрать тарелки. Давить на Китти было бесполезно, для этого она была слишком упряма. – Дай мне поговорить с Китти, и я уверена, что…
Китти тоже встала, чтобы помочь матери.
– Нет, папа, я никуда не поеду!
– Что? – Анри положительно отказывался верить своим ушам. – Говорю тебе, что ты поедешь, даже если мне придется тащить тебя за волосы пешком по бизоньей тропе. Ты. Поедешь. Во. Францию!
– Папа, я хочу остаться здесь. – Губы у девушки задрожали.
– Нет! Ты не можешь и дальше оставаться здесь. И ты не посмеешь перечить своим родителям! Ты сделаешь так, как тебе велено! Что это еще за новости? – разгневанным буйволом взревел Анри, обращаясь к своей любимице.
– Потому что… я выйду замуж за Кулли!
– Что? Кулли? Нет, никогда. Ты выйдешь замуж за француза, и твои дети тоже будут французами.
– Папа, у меня будет ребенок. Ребенок Кулли.
София с открытым ртом уставилась на дочь, потеряв от изумления дар речи. А потом раздался грохот оловянных тарелок, обрушившихся на пол, когда София во второй раз за две недели лишилась чувств.
Глава тридцать девятая
Внезапное нападение
1779 год
Вот уже четыре года София и Кейтлин со страхом и унынием вслушивались в доходившие до них известия о том, что в колониях становится все неспокойнее. Официальные лица империи подвергались символической казни через повешение, местные ассамблеи одна за другой принимали постановления против английского владычества, «Сыновья свободы» впали в неистовство, а губернатор Данмор сначала угрожал раздать оружие рабам, а потом бежал в метрополию вместе с женой и ребенком. Британия прислала войска. А потом началась война.
Откуда ни возьмись появилась какая-то непонятная Континентальная армия, и мужчины вставали в очередь, чтобы записаться в ее ряды и сражаться с британцами. София была поражена в самое сердце, узнав, что этой армией командует полковник Вашингтон, с которым она однажды танцевала в Вильямсбурге. Потом до них начали доходить слухи о кровопролитных схватках и о том, что племена, союзные англичанам, начали нападать на поселенцев, а позже они узнали и о жестоких боях между американскими и британскими силами. Джордж и Френсис готовы были податься в солдаты, но жарко спорили о том, на чьей стороне выступить: Континентальной армии или полка сторонников монархии, который, по слухам, формировался в Северной Каролине.
Вероломство подданных короля привело Софию в негодование и растерянность.
– Это немыслимо! – вновь и вновь восклицала она, обращаясь к Кейтлин и Розалии.
Через два года после начала войны с Англией Тоби и Джек отправились к Вашингтону, чтобы встать под его знамена после того, как прочли сообщение об очередном сражении в газете, случайно попавшей к ним в руки. Руфус вспомнил о лондонском судье, который много лет тому едва не повесил его с мальчиками, и горячо просил их убить нескольких англичан за него. Раздраженная и озлобленная София пыталась отговорить молодых людей, уверяя, что они горько пожалеют о своем поступке, когда их повесят за измену. Ей казалось, что весь мир летит в тартарары. Как они могли восстать против своего короля?
Кейтлин отправила Брина к своему отцу и дядьям. Карадоки постарели, одряхлели и нуждались в помощи. Брину пришлась по душе идея управлять их факторией, и Кейтлин надеялась, что это занятие увлечет сына настолько, что он и думать забудет о том, чтобы отправиться на войну. Криминальное прошлое Карадоков, когда они едва не погибли все до единого, не внушало Кейтлин особой любви к английским властям, но она соглашалась с Софией в том, что сторонники независимости – сброд и чернь, и поносила своих оппонентов, вымазывая их в дегте и обваливая в перьях.
Китти втайне радовалась тому, что Кулли не собирается воевать с кем бы то ни было. Он говорил, что ему все равно, пусть даже они перестреляют друг друга. Пастор Мерримен обвенчал Кулли и Китти, и мальчика, который родился через пять месяцев после свадьбы, они нарекли Генри, надеясь задобрить и умиротворить Анри. Жили они в старой хижине Саскии. Нотт переселился к Мешаку, заявив, что дети не дают ему спать по ночам. Кулли пристроил к дому еще две комнаты, а София сбоку посадила декоративный садик. Маленького Генри она просто обожала, и теперь они с Кейтлин все свободное время проводили за шитьем одеял и маленькой одежды для внуков. Рианнон, как упорно именовала Кейтлин старшую дочь, кажется, была вполне счастлива. Кейтлин так и не смогла примириться с ее замужеством, хотя и признавала, что Два Медведя был неизменно вежлив и любезен с тещей, а Рианнон явно нравился ее особый статус в племени, который она заслужила своим умением толковать сны, а иногда еще и разговаривать с животными. Кейтлин выразительно закатывала глаза, рассказывая об этом Софии.
