Руфус рассмеялся.
– Обязательно, особенно когда понесешь снова. У нас будет еще одна дочь или даже две. Увидишь, Вирджиния не так плоха, как говорят.
– Ха! – хрипло рявкнул мужчина с соседней койки. – Кто говорит, что Вирджиния не так уж и плоха? Насколько я слышал, там приходится выбирать между дикими зверями размером с большой дом и кровожадными краснокожими, которые запросто перережут тебе глотку, сдерут с головы скальп и сожрут мозги. А те, кто покупает белых людей как рабов, морят тебя голодом и избивают, а потом заставляют работать на износ до тех пор, пока ты не уползаешь в какую-нибудь нору, чтобы сдохнуть, как собака, причем задолго до того, как истекут твои семь лет по приговору.
Молли перестала его слушать и положила голову на плечо мужа, провалившись в беспокойный сон. Когда она очнулась, корабль швыряло на волнах, как спичку, кого-то уже рвало, а дети плакали. Она крепче прижала к себе мальчишек, которые еще спали, и попыталась удержать подступавшую к горлу тошноту. Где-то рядом начала молиться женщина.
В этом полутемном, битком набитом людьми трюме, который превратился в настоящий ад, каждый новый день был похож на предыдущий. Потеряв всякий счет времени, они чувствовали, как корабль то поднимался вверх, то проваливался вниз, вверх и вниз. От постоянной качки у многих началась морская болезнь, и в душном трюме стоял нестерпимый запах рвоты. Матросы сбрасывали вниз сухие галеты и холодную гороховую кашу, которую многие просто не могли есть. Всех мучила жажда, но слабого пива, которое на суше могли позволить себе даже последние бедняки, здесь не было, а вода протухла.
Несмотря на тесноту, Молли показалось, что мальчиков лихорадит, но потом она решила, что лихорадка началась у нее самой. Ее постоянно тошнило. Младенец то и дело разражался криком, потому что хотел есть, и она пыталась убаюкать его. А потом однажды она очнулась от своего тошнотворного сна, потянулась к малышу, но его не было. Какая-то женщина сказала, что он отправился в лучший мир. Молли откинулась на спину. Голова у нее кружилась, глаза были сухими, а рядом муж без конца разглагольствовал о фермах, коровах и Новом Свете, пастбищах, лесах и реках… а во рту у нее было сухо, как в пустыне.
Ей снился темный лес, где из тени к ней подбирались страшные дикие звери, и она металась из стороны в сторону, ища спасения или места, где можно было бы укрыться… Тварь, огромная, словно дом, ухватила ее за талию и вонзила когти ей в живот… разрывая ее на куски. Но она слишком устала, чтобы сопротивляться. В конце концов боль победила сон.
– Молли! Молли! Просыпайся! – услышала она чей-то крик.
На мгновение она стряхнула с себя сон и застонала. Оказывается, боль вовсе не приснилась ей. Ее муж держал в руках окровавленную тряпку, и на лице его была написана растерянность. Две женщины оттолкнули его в сторону и склонились над нею, приподнимая ей юбки.
– У нее случился выкидыш, бедняжка… Совсем крошка.
– Эй, дай нам оторвать от твоей юбки полосу ткани. Нелл, промокни ей кровь.
Из полумрака перед нею выплыли чьи-то смутно различимые лица. Лампа тоже раскачивалась из стороны в сторону, вызывая головокружение. Почему весь мир вокруг кренится то туда, то сюда? А потом она вспомнила. Они были на корабле. Она, Руфус и мальчики, они плывут куда-то… Вирджиния. Клочок земли. Цыплята в огороде, сытые и довольные мальчики, свежий воздух, солнце…
– Руфус…
– Все будет в порядке, Молл!
– Мама!
Где-то рядом в ожидании затаилась тварь. Молли чувствовала ее присутствие.
– Да, выглядит она неважно.
– Помолчи, Нелл!
– Мама! – Откуда-то издалека до нее донесся детский плач.
Кто это? Молли попыталась вспомнить, как зовут ее сыновей, и открыла глаза. Тоби. Руфус говорил что-то насчет земли, рот у Джека был открыт, но их голоса тонули вдали, заглушаемые звоном в ушах. Ее мучила жажда. Она попыталась сказать, чтобы ей дали напиться. Но кто-то уже уносил ее с собой. Она вновь оказалась в зале судебных заседаний, и судья хмуро взирал на нее сверху, когда тварь вновь запустила в нее свои клыки. «Сжальтесь, ваша милость, – выдохнула Молли, – сжальтесь над моими мальчиками». Тварь разжала свои страшные объятия, и она провалилась в темноту.
Глава девятая
Виргинская колония
Сентябрь 1754 года
Когда они приблизились к Карибскому морю, шторм стих и корабль повернул на север, к Вирджинии. Морская болезнь, мучившая Софию, отступила, унося с собой и подавленное расположение духа. Набросив на плечи чудесную индийскую шаль, она поднялась на палубу, оставив в каюте миссис Грей, которая по-прежнему недомогала. Голубое небо было теплым, ветер – свежим, а море – спокойным, прозрачным и зеленовато-голубым под яркими лучами солнца. Она подставила лицо свежему ветру, позволив ему взъерошить и растрепать ее волосы и почувствовав, как солнечный свет и тепло вселяют в нее новые силы. После кошмаров предыдущих дней от одного вида раскинувшегося над головой лазурного неба ее охватила эйфория. Она очень любила путешествовать с отцом, будучи еще ребенком, вот и сейчас впереди ее ожидало настоящее приключение. Вирджиния наверняка окажется интересной, и София с нетерпением ожидала встречи со старым другом отца и его женой. Ей также хотелось своими глазами взглянуть на «Лесную чащу» и новый дом. Судя по чертежам мистера Баркера, дом получился достаточно симпатичный, хотя у нее и возникли некоторые сомнения относительно того, что в действительности сад выглядит именно так, как он его нарисовал, – с обилием роз и аллеей, обсаженной высокими, фигурно подстриженными кустами. Они наверняка не могли вырасти так быстро. Во всяком случае, садовник в Сассексе уверял ее, что даже розам требуется много времени, чтобы обрести должный вид. Хотя, не исключено, что почва Вирджинии была необычайно плодородной.
София была полна планов. Она узнает все, что только можно, о табаке: как его выращивают и перевозят в Англию и, самое главное, сколько его нужно продать, чтобы выплатить долг и вернуться обратно. Ее переполняли энергия и решимость достичь поставленной цели, и она уже заранее была готова к тому, что «Лесная чаща» ей понравится, каким бы ни было состояние розового сада.
И когда теплым сентябрьским утром «Бетси Уиздом» встала у причала в Йорктауне, залитый солнечным светом берег показался ей гостеприимным и красочным. Единственной диссонирующей нотой при этом была ужасающая вонь, поднимающаяся из открытого трюма, когда оттуда начали выводить переселенцев. В их облике с трудом можно было признать людей, они больше походили на бледных червей, исхудавших и болезненно щурящихся от яркого света. Вдобавок они были грязны до невозможности. Когда они сходили на берег, миссис Грей вцепилась в руку Софии, уверяя, что земля до сих пор раскачивается у нее под ногами. В переполненном и кишащем людьми порту какой-то мужчина, очевидно шериф, и члены местной милиции
[3] окружили пассажиров, выпущенных из трюма, выкликая их по именам, записанным в грузовой манифест, и выстраивая в некое подобие шеренги для будущих торгов в качестве законтрактованных работников. София решила про себя, что выглядят они весьма непрезентабельно и даже жалко.
