Крепкий организм, который помог ему справиться с болезнью, вновь проявил себя, когда к нему стали потихоньку возвращаться силы. Каждый день он отправлялся на прогулку, уходя от лагеря все дальше, отмечая приход весны и злясь на остальных, что они не хотят последовать его примеру. Погода за пределами шалаша изменилась, а горы на другом берегу реки начали зеленеть. Река вздулась от потоков талого снега, и вода с ревом мчалась по камням. С неба вовсю пригревало солнышко. Тьерри и Драмхеллеры зябко кутались в шкуры до полудня, пока солнце не поднималось в зенит, и только потом выползали наружу, чтобы погреться в его лучах.
У Анри не хватало терпения сидеть рядом с ними, и он повадился совершать прогулки вдоль берега, причем каждая последующая была чуточку длиннее предыдущей. При этом он прикидывал, сумеют ли они с Тьерри ускользнуть от своих охранников и самостоятельно добраться до Нового Орлеана. Один из многочисленных недостатков этого плана заключался в том, что индейцы присвоили себе мушкеты, которые беглецы прихватили с собой, уезжая из Вильямсбурга, и теперь из оружия у Анри оставался лишь охотничий нож.
Однажды утром Анри вышел из лагеря до рассвета, заявив толмачу, что отправляется на рыбалку. Его мучил голод, но на высушенные полоски мяса он уже смотреть не мог. Индейцы лишь равнодушно передернули плечами в ответ. Они не верили, что с одним ножом он сумеет поймать хоть что-нибудь. Он вернется. А если нет, то или погибнет, или его схватят.
Косые лучи восходящего солнца пробивались сквозь деревья, когда Анри по своим давешним следам зашагал вверх по реке, раздумывая, не миновали ли они по пути сюда плантацию, на которой были лошади. Если так, то они с Тьерри могут украсть лошадей, удрать от остальных и направиться на запад, ориентируясь по солнцу. Руфуса с его сыновьями придется бросить. Солнце понемногу начало припекать ему спину, и он подумал, что нужно быть настороже, чтобы не напороться на кугуара или змей, которые тоже могли вылезти погреться на солнышке, равно как и на индейцев. Солнце пригревало все сильнее, и он ускорил шаг, получая удовольствие от прогулки и прилива жизненных сил. В конце концов он вспотел и у него зачесалось тело. Ему показалось, будто под рубашкой у него что-то ползает. Вскоре он подошел к тому месту, где крутые склоны на другом берегу переходили в пологий спуск, а камни на его стороне образовали небольшую заводь.
Анри не сомневался, что даже родной отец не узнал бы его в этой короткой куртке и штанах из плохо обработанных оленьих шкур, которые он не снимал вот уже несколько месяцев. Ни дать ни взять завшивленный фермер-поселенец. Его давно нечесаные волосы свалялись в колтун, он отрастил бороду, а по коже и в волосах у него ползали вши. Недолго думая, он решил искупаться. Раздевшись догола, он вывернул одежду наизнанку и развесил ее на ветках поваленного дерева, чтобы она проветрилась, в надежде заодно избавиться и от насекомых, что кишели внутри. Затем, осторожно ступая по влажным камням, Анри отошел от берега. Когда он прыгнул в ледяную воду, у него перехватило дыхание.
Окунувшись с головой, он принялся растираться речным песком и делал это до тех пор, пока холод стал невыносимым. Стуча зубами, он выбрался на берег и потянулся, подставляя тело лучам солнца, чтобы обсохнуть, и вспоминая утонченного синьора Валентино, который брился каждое утро и благоухал нюхательным табаком с ароматом фиалок. Кое-как обсохнув, он уставился на провонявшую потом одежду, которую не снимал несколько месяцев, и содрогнулся. Надев шапку, он сильно встряхнул одежду и принялся выбивать ее об дерево, рассчитывая избавиться от последних паразитов, как вдруг услышал треск в подлеске на другом берегу – кто-то пробирался к воде через кустарник. Схватив одежду в охапку, Анри нырнул за скалу, не сомневаясь, что это индейцы. Он слышал рассказы толмача-гугенота о том, как индианки пытают захваченных пленников, сдирая с них кожу острыми раковинами или сжигая живьем. Индейцы согласились с ним и презрительно рассмеялись, заметив, что бледнолицые плачут при этом, как дети. Сами же индейцы под пытками никогда не выказывали ни страха, ни боли.
Его единственный шанс на спасение заключался в том, что они пройдут мимо, не заметив и не услышав его. Он затаил дыхание.
Внезапно в голову пришла мысль, что индейцы передвигаются совершенно бесшумно, значит, это, скорее всего, какое-нибудь животное, причем крупное, судя по треску сучьев. Пантера или кугуар идут к большой плоской скале на другом берегу? Или, хуже того, медведь, злой и голодный после зимней спячки, направляется к реке, чтобы половить рыбу? Или самый плохой вариант из всех возможных – медведица с медвежонком, которого она будет защищать до последнего? Из оружия у Анри был с собой только охотничий нож, и он понимал, что у него не хватит ни сил, ни умения, чтобы справиться с разъяренным зверем. Он прищурился, всматриваясь в то место, откуда доносился шум, и стал молиться про себя, чтобы это оказался олень, решивший напиться воды.
На другом берегу, в кустах, как раз напротив заводи, где купался Анри, появилась огромная косматая бурая туша, которая направилась к плоской скале, выступающей в реку. Поскольку убежище Анри оказалось достаточно близко, он подумал, что вскоре медведь учует его запах. Стиснув в руке нож, Анри принялся высматривать медвежонка. Он понимал, что от медведя ему не убежать, ибо эти животные были способны догнать скачущую лошадь и умели карабкаться на деревья, преследуя свою жертву. А потом у него вдруг отвисла челюсть. У огромного косматого животного оказалась человеческая голова, позади которой виднелась розовая шляпка, перевязанная широкими лентами.
И вот на яркий свет на другом берегу реки вышли две фигуры. Одна принадлежала рабыне-мулатке в коричневом платье. Она была беременна и несла в руках корзину. А за нею показалась стройная белая девушка в платье из цветастого муслина, нагруженная еще одной корзиной и стеганым одеялом. Широкополая розовая шляпа прикрывала ее лицо, но из-под нее выбивались каштановые кудри, рассыпавшиеся по плечам. Анри был истым французом и потому не мог не отметить, что шаль была индийской, причем очень хорошего качества.
– Эта плоская скала, что выступает в реку, выглядит сухой, Венера. Мы можем остановиться здесь, позавтракать и подождать, пока они не уйдут. Не волнуйся, они не следили за нами. Этим людям не терпится поскорее доставить Томаса в Вильямсбург. Не волнуйся, на этот раз он обойдется без тебя. А в следующий… Пока он наступит, я что-нибудь придумаю. – Обе опустили свою ношу на землю. Девушка в розовой шляпе развернула сложенное одеяло и расстелила его на скале, нагретой солнечными лучами.
Анри прищурился и неосторожно подался вперед, высунувшись из своего укрытия, чтобы рассмотреть их получше. Прислушиваясь к говорящей по-английски девушке, он понял, что слышал этот чистый и звонкий голос раньше.
Беременная рабыня со вздохом опустилась на колени.
– Может, они и уехали, как вы говорите, мисс Софи, но мне все равно страшно. Потому что когда-нибудь они вернутся и он увезет меня с ребенком и продаст. Масса всегда так делает, продает девушек-рабынь вместе с их детьми. Но иногда оставляет себе, а потом повторяет все сначала.
– Я знаю, Венера. Он злой человек. Если я придумаю, как забрать тебя с собой на мою плантацию, то сделаю это, клянусь тебе. А там я тебя освобожу.
