Шамбор! От волнения он не мог заснуть, с нетерпением ожидая, когда закончатся приготовления к первому дню охоты. Они с отцом одевались при свече в предрассветных сумерках, когда отца Анри вдруг срочно вызвал к себе королевский камергер. Оставшись в гордом одиночестве, Анри не смог усидеть за завтраком. Он спустился во двор, где царила восхитительная суета – лаяли собаки, лошади нервно перебирали ногами, косясь на державших их под уздцы грумов, пылали факелы, перекликались рога, – и стал с нетерпением ожидать команды подняться в седло, мысленно поторапливая отца. Тот действительно вернулся, но лицо его было мрачным. Когда же Анри восторженно заявил ему, что навсегда запомнит этот день как самый лучший в своей жизни, отец прервал его, заявив, что он никуда не едет.
Анри, не веря своим ушам, уставился на него.
– Это невозможно, отец! Моя лошадь уже оседлана! Нет, нет!
Отец вздохнул и сказал:
– Не забывай, что ты всего лишь паж и при дворе находишься из милости Его Величества. И потому, что у него сложилось о тебе хорошее мнение, он велит тебе остаться, чтобы присмотреть за дочерью английского посланника. Это маленький дьяволенок в юбке, но мать ее умерла, и она стала для отца единственным светом в окошке. Говорят, лорд Графтон возит ее с собой повсюду, и королю только что доложили, что виконт настоял на том, чтобы взять девчонку с собой в Шамбор. Разумеется, король пришел в ярость: англичане начисто лишены благопристойности и чувства этикета, вообще любых цивилизованных представлений, но теперь ничего уже нельзя поделать. От ребенка же одни только неприятности, она постоянно убегает от своей няньки, слишком толстой, чтобы гоняться за нею. Лакеи много раз выуживали девчонку из фонтанов, грумы находили ее на конюшне под копытами любимого гунтера короля, где она так сильно испугала коня, что он едва не затоптал ее. А вчера, уже в Шамборе, эта девчонка из любви к щенкам пробралась на псарню и выпустила на волю ценный выводок, натасканный на оленей. Они разбежались по лесу и, не исключено, стали легкой добычей диких кабанов-секачей. Не мне рассказывать тебе о том, в какую ярость привела короля потеря этих собак, но он намерен любой ценой заключить договор, чтобы не дать втянуть Францию в очередную войну. Мы как раз подошли к очень деликатному моменту в переговорах. Знай, что, если с этой избалованной девчонкой что-нибудь случится, все усилия пойдут прахом. Его Величество заверил лорда Графтона, что его любимый и достойный всяческого доверия паж обеспечит ее безопасность.
Вот почему тебе придется остаться и присмотреть за ней, пока нас не будет. Позаботься о том, чтобы она не утонула, чтобы ее не затоптали лошади и чтобы она не провалилась в хлев, где ее могут сожрать свиньи. Короче говоря, ты не должен отходить от нее ни на шаг. Обеспечь ей безопасность, чего бы это ни стоило.
– Но, отец, как можно променять охоту на то, чтобы нянчиться с какой-то девчонкой, – запротестовал Анри, расстроенный до глубины души.
– Ш-ш, тише! А вот и мадемуазель София, – проговорил отец, когда к ним, переваливаясь с боку на бок, как утка, подошла нянька, чтобы передать с рук на руки свою подопечную. «Только бы избавиться от нее поскорее», – было написано у нее на лице.
– Мадемуазель, позвольте представить вам моего сына Анри. Ему выпала честь стать вашим другом и опекуном на то время, пока ваш папа будет охотиться.
София подмигнула Анри и улыбнулась. Анри же с ненавистью смотрел на нее сверху вниз. Она сунула свою липкую ладошку ему в руку, и Анри тут же отдернул ее.
Но вот из замка вышли король, английский посланник и их свита, и прозвучал сигнал садиться в седла. Зазвенела сбруя, и собаки натянули поводки. Охотникам, уже сидящим на конях, поднесли по глотку бренди, и загонщики первыми сорвались с места. Заревел рог, подающий сигнал к началу охоты.
Анри устремил страдальческий взор на отца. Но тот резко бросил:
– Анри, это знак королевского благоволения. Это очень важно для меня. И для тебя тоже! А теперь сделай все, что должен, чтобы с ребенком ничего не случилось до возвращения ее отца. – С этими словами отец Анри вскочил в седло и присоединился к свите короля.
Вновь заревели рога, и охотники направились к темному лесу, оставив Анри в отчаянии взирать им вослед. Чуть не плача от подобной несправедливости, он смотрел, как они скрылись из виду, пока звуки рогов и собачьего лая не стихли в чаще темного и такого манящего леса.
Он со злобой уставился на дрянную девчонку и по-французски сообщил ей, что она страшна, как мартышка. И звать ее он будет мисс Мартышка – Mademoiselle Singe. По-французски она не говорила и потому радостно улыбнулась ему. И хотя другого выбора, кроме как обеспечить ее безопасность, у него не было, он поклялся, что превратит ее жизнь в ад. Он будет обращаться с ней столь же сурово и безжалостно, как егеря обращаются со своими собаками. Разговаривать со своей подопечной по-английски Анри отказался наотрез и обращался к ней исключительно по-французски и с нескрываемой холодностью. Кипя от негодования, он принялся скармливать ей конфеты, тайком поплевав на них, и позволил ей прокатиться на своем пони, которого исподтишка ткнул острой палкой, чтобы тот пустился вскачь и взбрыкнул, сбросив ее на землю.
Но все его усилия пропали втуне. Как ни шпынял ее Анри, она продолжала смотреть на него с немым обожанием. Анри обнаружил, что заставить ее расплакаться практически невозможно.
И даже после того, как они вернулись из Шамбора в Версаль, где, как надеялся Анри, его избавят от обязанностей няньки, она продолжала тенью следовать за ним. Подобное поведение девчонки раздражало Анри до невозможности, но он не осмеливался выказать его на людях, поскольку сложившаяся ситуация изрядно забавляла мадам де Помпадур. Анри оставалось лишь стиснуть зубы и страстно желать скорейшего окончания миссии лорда Графтона. Он прилагал все усилия к тому, чтобы втравить девчонку в неприятности. Анри действительно усадил ее на своего пони и отправил скакать галопом по роскошной зеркальной зале Версаля, но, несмотря на поднявшийся гвалт, суматоху и разбитое стекло, она отнюдь не получила той трепки, на которую он рассчитывал. А вот ему самому изрядно досталось от взбешенного отца.
Когда же настал день отъезда в Англию, София вцепилась в него и требовательно осведомилась на вполне приличном французском, которым к этому времени овладела:
– Анри, когда я вырасту и стану такой же красивой леди, как мадам, ты приедешь в Англию, чтобы жениться на мне?
Мадам де Помпадур лишь рассмеялась да пощекотала девчонку под подбородком, а король улыбнулся и сказал:
– Думаю, Анри, ты не сможешь отказаться от столь выгодного союза. Это решено, не так ли? Я поздравляю тебя.
Презирая всех взрослых розно и совокупно, кипящий от негодования Анри вынужден был согласиться, демонстрируя любезность и хороший тон. Он ответил изящным поклоном опытного придворного и предложил девчонке руку, дабы сопроводить ее к ожидающему экипажу, словно она была принцессой по крови. К вящему негодованию Анри, София обвила его руками за шею и поцеловала. А ему безумно захотелось придушить ее. «Пожалуйста, пожалуйста, проваливай в свою Англию, отродье Сатаны», – жарко молился он про себя, когда дверца экипажа захлопнулась. София так далеко высунулась из окошка, чтобы помахать ему на прощание и послать воздушный поцелуй, что едва не вывалилась из кареты.
