Ни София, ни Анри не имели ни малейшего представления, можно ли идентифицировать обугленный труп. Поймут ли те, кто придет на пепелище, что погибшие были надсмотрщиками? Или же сочтут, что одно из тел принадлежит Софии? Если же сожженная плантация и трупы не подвигнут милицию начать поиски, то это окажется не под силу никому, особенно если выяснится, что в огне погибла и англичанка.
Но спустя неделю, прожитую в постоянном страхе погони, Анри заявил, что милиция, скорее всего, ищет их на востоке и юге, полагая, что беглые рабы Томаса направляются к болотам. И пока они их не догонят, то и не узнают, соответственно, что Саскии, Кулли, Венеры, Сета и Мешака с ними не было. А вот если Томас решит, что София осталась жива, то может и догадаться, что они отправились в «Лесную чащу», и тогда, не исключено, отправит за ними охотника за головами. Таковых в колонии насчитывалось немало, и в жилах многих из них текла индейская кровь, так что в глуши, куда не отваживалась соваться милиция, они чувствовали себя как дома, и потому их легко можно было нанять для охоты на беглых рабов.
– Но к тому времени мы уже прибудем в «Лесную чащу», где окажемся в полной безопасности, – с надеждой заключила София. – Мистер Баркер и те рабы, которых он купил, хотя я намерена освободить их, помогут нам, если нагрянет милиция.
Ее наивность несказанно раздражала Анри.
– Если только ваша «Лесная чаща» не мощная крепость, окруженная рвом с водой, – заявил он и добавил: – Софи, вам не поможет ничто, если по вашу душу пожалует милиция.
Но в отсутствие преследователей напряжение, в котором пребывали путники, понемногу ослабело. Софии, привыкшей к непредсказуемой и обыкновенно холодной английской весне, местная погода казалась восхитительно теплой. Река раздалась вширь, и девушка то и дело обращала внимание Анри на живописные пейзажи, жалея, что у нее нет времени достать свою коробочку с красками или хотя бы карандаш, чтобы зарисовать некоторые из полевых цветов. Руфус ловил рыбу вместе с Анри и Тьерри, а Саския готовила их улов на костре. Изредка им попадались полянки, усеянные необыкновенно благоуханной земляникой. Однажды они остановились, чтобы собрать ее, и Кулли, Джек и Тоби принялись наперегонки выискивать и есть ягоды, а позже начали жаловаться, что у них разболелись животы. София же настаивала на том, чтобы каждый вечер пить чай перед сном, хотя французы и подшучивали над нею.
Несмотря на предостережения Анри, что опасность еще не миновала, расположение духа Софии улучшилось и она даже начала получать удовольствие от экспедиции, ночных костров и ночевки под открытым звездным небом, уверяя Анри и Тьерри, что всегда мечтала постранствовать недельку-другую подобно цыганам. По ее расчетам, до «Лесной чащи» оставалось совсем немного, не более нескольких дней пути. Это известие путники восприняли с нескрываемым облегчением и даже немного расслабились.
Но однажды ночью Сет заснул на посту.
Буколическая идиллия вдребезги разбилась на следующее же утро. На рассвете их разбудил пронзительный визг Кулли и дикие крики Саскии, от которых кровь стыла в жилах. Мужчины вскочили на ноги и схватились за оружие. В предрассветных сумерках у фургона, в котором спал Кулли, молча стояли два воина с разрисованными лицами и бесцеремонно ощупывали стеганые одеяла, которыми он укрывался. Анри приказал Тьерри и остальным опустить мушкеты, заодно не дав Саскии наброситься на них с железной сковородкой в руках, и проворчал, что немного говорит на языке чероки. Самым разумным в их положении представлялось успокоиться и приготовить завтрак. Индейцы проявляли скорее любопытство, нежели враждебность, и он собирался пригласить их разделить с ними трапезу.
Саския повиновалась и испекла несколько кукурузных лепешек. Стряпней она занималась машинально, не глядя, что делает, поскольку все время не сводила глаз с сына. Она была готова наброситься на них, как пантера, если бы они только посмели тронуть Кулли хоть пальцем. Пока готовилось угощение, воины слонялись по лагерю, поднимая и рассматривая незнакомые им вещи, после чего, потеряв интерес, вновь клали их на землю.
Анри поинтересовался у них, не видели ли они чикасавов или маскогов. Те в ответ покачали головами и принялись хвастаться, скольких бы они убили, если бы это случилось. Затем Анри спросил, известно ли им, где находится проход Выдры, через который можно было попасть на реку Нью-Ривер. Но они никогда не слыхали о проходе Выдры, а названия рек, которыми пользовались бледнолицые, ни о чем им не говорили. Тем не менее место, где река проходила через горную гряду, индейцы знали.
– Далеко ли до него? Сколько дней пути? – попытался уточнить Анри, но краснокожие в ответ лишь пожали плечами.
Впрочем, после недолгих переговоров они согласились отвести туда бледнолицых в обмен на мушкет и немного пороха и пуль.
Русло реки было извилистым, но Анри надеялся, что проводники знают, как пройти напрямик к горам и проходу. Однако его ожидало разочарование. Индейцы принялись жестикулировать, показывая на фургоны и коров, давая понять, что с животными подняться по крутым склонам или пройти сквозь густой лес будет невозможно. Поэтому они были вынуждены и дальше двигаться по бизоньей тропе, а индейцы уходили вперед, обогнав медленно ползущую процессию, и надолго пропадали из виду. Анри знал, что они высматривают своих врагов. Появившись же вновь, воины не отходили от Кулли, снова и снова спрашивая, сколько бобровых шкурок он стоит. Как и Саския, Анри тоже не сводил с мальчика глаз. Индейцы похищали детей, чтобы использовать их в качестве рабов, а иногда и для того, чтобы заменить своих умерших малышей. Он постарался сделать так, чтобы они заметили, что Кулли хромает.
Он и София каждый вечер внимательно вглядывались в карту, пытаясь по отметкам на ней вычислить свое местонахождение и определить, далеко ли вниз по реке они спустились. Прошло уже десять дней с тех пор, как они оставили позади плантацию Томаса, и сейчас по-прежнему двигались вдоль Флаванны среди невысоких холмов.
– Разве мы не должны уже подойти к проходу Выдры? – с нетерпением и тревогой спросила София. – Я, признаться, не думала, что до него окажется так далеко.
Анри придерживался того же мнения.
Их разговор прервала обеспокоенная Саския:
– Кулли весь горит, как в огне, и не шевелится. Глаза у него красные и болят. Он очень болен, и я боюсь, что у него черная оспа.
София поднялась на ноги и отправилась взглянуть на мальчика. Глаза у Кулли и впрямь покраснели и припухли, да и выглядел он очень жалко: его мучил кашель и била дрожь, мальчик жаловался, что ему холодно, несмотря на то что утро сменилось жарким полднем. Он просил мать укрыть его еще несколькими стегаными одеялами.
– Будем надеяться, что это корь, – сказала София. – Те люди, которых Томас привел с собой, тоже переболели корью. Кулли приносил им еду и заходил к ним в комнату. Должно быть, он просто заразился корью, как и второй мужчина. – Она осмотрела руки и грудь Кулли. – На коже у него видны пятна, но вот похожи ли они на оспины? – Девушка вздохнула. – Надеюсь, что это простая корь. Не волнуйся, Саския. Если это корь, то Кулли непременно выздоровеет. Я сама переболела корью. Дети легко переносят ее. Просто укрой его еще несколькими стегаными одеялами, и с ним все будет в порядке.
