Пока повозки неспешно двигались по тропе, мимо проплыла целая флотилия плотов, перевозивших охотников на бизонов и поселенцев с семьями, живностью и домашним скарбом. Завязался короткий разговор, в ходе которого выяснилось, что путники направляются в Кентукки.
– Нам нужен плот, – сказал Анри, глядя, как они с завидной скоростью исчезают вдали. – Или даже целых три.
Они шли уже три недели, но пока так и не достигли ни гор, ни прохода через них. Экспедиция успела утратить для Софии все свое очарование, да и ее спутники устали и негромко ворчали, выказывая свое недовольство. Пятна на теле Кулли исчезли, а Венера настолько раздалась в талии, что едва могла ходить. Ехать верхом на лошади она больше не могла и потому сидела рядом с Сетом на облучке крытой повозки.
– Девочка моя, ты снова собираешься учить меня, как надо погонять этих мулов? – каждое утро спрашивал он, подсаживая ее наверх.
– Я не скажу тебе ничего, чего ты не знаешь сам, Сет, – дерзко отвечала она. Повозку изрядно встряхивало на ухабах, что время от времени она невольно хваталась за Сета, чтобы не свалиться на землю. Причем встряхивало так сильно, что Сету приходилось обнимать Венеру одной рукой, помогая ей усидеть на облучке. При этом оба только молча улыбались друг другу.
Когда они останавливались, Венера просила Саскию потрогать ее живот и посмотреть, не пора ли уже ребенку появиться на свет. Саския отвечала, что нет, время еще не пришло. Наконец Саския сочла, что ребенок опустился вниз, да и Венера периодически разражалась криком:
– Да! Я чувствую его! Он готовится выйти наружу!
Саския потеряла терпение и отвесила ей пощечину, заявив, что Венере лучше помолчать и поберечь силы до того момента, когда у нее действительно начнутся схватки. Вот тогда ей достанется по-настоящему! Венера притихла и лишь принималась негромко стонать всякий раз, когда Саския оказывалась поблизости, но та не обращала на нее внимания. Так продолжалось еще несколько дней, пока перерывы между стонами не стали короче, а крики боли – громче. В конце концов даже Саския сочла, что у Венеры вот-вот начнутся схватки.
София потребовала, чтобы они остановились. Хотя о родах она ничего не знала, но была уверена, что Венера не может рожать в повозке, трясущейся и подпрыгивающей на ухабах. Это привело к грандиозному скандалу с Анри, который тоже не разбирался в родовспоможении, но не видел никаких причин для остановки. Руфус и Мешак предпочли не вмешиваться в перепалку и отошли в сторонку, но София властно заявила:
– А я говорю, что мы должны сделать привал!
Анри взревел, что никакого привала не будет, это всего лишь ребенок. Венера, уже изрядно перепуганная к этому времени, расплакалась. Сет и Нотт решили спор в пользу Венеры по-своему: они попросту распрягли мулов, после чего Сет повел их пастись к клочку зеленой травы.
Одну из повозок разгрузили, освободив в ней достаточно места, чтоб соорудить там ложе. Саския попросила Сета нарезать несколько охапок веток, затем сложила их на дно, накрыла сверху стеганым одеялом, и, таким образом, у нее получилась импровизированная родильная постель. После этого она призвала на помощь нервничающую Софию, а Венеру уложила в постель. К наступлению ночи Венера стала заходиться криком, и Анри с Тьерри негромко проклинали женщин, которым так не вовремя вздумалось рожать.
Роды выбили из колеи всех мужчин, особенно Сета. Появились двое воинов. Руфус сначала возился с упряжью мулов, после чего принялся расхаживать взад и вперед, стараясь оказаться как можно дальше от фургона. Тоби и Джек заткнули пальцами уши и отошли подальше. Кулли хотел пойти вместе с ними, но Саския заставила его остаться на месте, где она могла бы присматривать за ним. Всякий раз, когда Венера начинала кричать, лицо мальчика искажалось мукой и он умолял мать сделать так, чтобы Венера замолчала.
Наконец, после того как минули целый день и целая ночь, на свет появился ребенок, маленькая девочка. После пережитых испытаний София чувствовала себя опустошенной и испытывала глубокую благодарность к Саскии за то, что та знала, что нужно делать. Кроме того, София оказалась потрясена собственной бесполезностью. Она едва не лишилась чувств, когда ребенок показался из лона матери, и невероятно обрадовалась, когда Саския отправила ее принести ведро горячей воды и скрутить в узел носовой платок.
Уже на рассвете преисполненную гордости Венеру усадили, чтобы она смогла покормить малышку, и Саския вытащила из-под нее стеганое одеяло, намереваясь прополоскать его в реке, вода в которой моментально окрасилась в алый цвет. Все мужчины выглядели потрясенными до глубины души и дружно отвели глаза.
– Слабаки! – презрительно бросила Саския, выколачивая одеяло о камень. Затем она выварила его в кипящей воде и повесила сушиться на ветку на солнце на самом видном месте. Оно висело, словно именинный флаг, украшенный едва заметными пятнами крови, такой большой, что его невозможно было не заметить.
Венера настояла на том, чтобы назвать ребенка Сюзанной еще до того, как они двинутся в путь. София вызвалась быть крестной матерью.
– А что это такое? – пожелала узнать Венера.
София задумалась, как бы получше объяснить ей это понятие, и после паузы сказала:
– Это кто-то вроде тетки, только необычной. Если с матерью что-нибудь случится, то крестная обещает присматривать за ребенком.
Венера не на шутку встревожилась. За свои пятнадцать лет жизни она усвоила, что единственное, что может случиться с рабынями, ставшими матерями, так это то, что детей отберут у них и продадут или же они сами будут проданы, причем без детей. Венера была еще слишком молода, чтобы всерьез задумываться о смерти. Да, во время родов мысль об этом приходила ей в голову, но ведь теперь все уже закончилось.
– Это значит, что вы заберете у меня Сюзанну? – с подозрением осведомилась она.
Саския пробормотала:
– Теперь ты свободна, девочка моя. И твое дитя тоже. Никто не заберет ее у тебя.
Анри был готов на что угодно, лишь бы поскорее тронуться в путь, и потому быстро провел обряд крещения речной водой, пробормотав несколько слов по-латыни, а София подсказывала ему все, что смогла вспомнить об отречении от дьявола и всех его проделок от имени Сюзанны. Вернулись индейские воины, мрачные и неразговорчивые, и беглецы вновь отправились в путь. Венера и Сюзанна ехали на задке крытой повозки Сета. Там, устроившись между прялкой и маслобойкой, они лежали на постели из свежих листьев и веток, укрытые сухим стеганым одеялом.
На следующее утро, перед самым рассветом, Саския поднялась, чтобы разжечь костер для завтрака, и пошла разбудить Кулли, дабы тот принес ей сучьев для растопки. Но Кулли, как и стеганые покрывала, которыми он был укрыт, исчез из фургона, а вместе с ним исчезли и оба воина, которые прихватили также несколько мешков кукурузной муки и двух лошадей. Она разразилась истошными воплями, моментально разбудив весь лагерь.
– Мой мальчик! – в отчаянии причитала Саския. – Они забрали моего мальчика! Кулли пропал!
