Она плакала и звала его, но ответа не было. Остальные прочесали кусты на опушке и спустились к реке, но следов мальчика обнаружить не удалось.
Саския была безутешна, заливаясь слезами подле крытой повозки.
– Я должна была внимательнее следить за ним! Но я думала, что если Кулли не может хорошо ходить, то он никому не нужен, ни торговцам рабами, ни индейцам, и никто не купит его и не отберет у меня. Я совершила дурной поступок, чтобы он был в безопасности! Чтобы он был в безопасности, а его мамочка присматривала бы за ним! А теперь он пропал! Это я во всем виновата, раз сделала такую плохую вещь! И вот что из этого вышло!
София опустилась на колени рядом с Саскией.
– О какой плохой вещи ты говоришь? Ох, Саския, я не могу себе представить, чтобы ты дурно обошлась с Кулли. Ты же любишь его.
Саския спрятала лицо на груди Софии.
– Когда он был маленьким, я порезала ему ногу, чтобы он не мог хорошо ходить, тогда масса не продал бы его. – Она вновь зарыдала от отчаяния и безнадежности. – Я не хотела причинить ему вред, он ведь мой сын, и я поступила так, чтобы он остался со мной. Бедный малыш, он так плакал, а глаза его говорили: «Мамочка, почему ты делаешь мне больно?» И я тоже плакала, потому что ему было больно, у него шла кровь, но я сделала так, чтобы он остался со мной! И вот теперь его отняли у меня! О мой Кулли!
– Боже милосердный, – прошептала София, обнимая Саскию за трясущиеся от рыданий плечи. – Анри? Мы можем поискать его?
Анри пожал плечами.
– Вот только где? Мы же понятия не имеем, в какую сторону повели воины Кулли… Послушай, Саския, индейцы часто похищают людей ради выкупа.
– Что такое выкуп? – всхлипнула Саския.
– Это значит, что индейцам надо будет дать что-нибудь, а они взамен вернут нам Кулли. Если Кулли был так им нужен, то он жив, Саския.
– А еще он напуган и плачет, призывая свою мамочку! А мы даже не знаем, куда они увели его. Как мы можем выкупить его, если не знаем даже этого? Ох, мисс София, а я-то думала, что мой мальчик будет в безопасности!
София попыталась утешить ее, говоря, что они будут молиться о том, чтобы с Кулли ничего не случилось, и что они найдут способ вернуть его.
– Нам нужен индеец-посредник, – негромко проговорил Анри, обращаясь к Софии.
Они вновь тронулись в путь. Теперь французам пришлось идти пешком. У них осталась всего одна фермерская лошадь, неторопливая и спокойная, которую по всеобщему согласию отдали Саскии. Позади нее устроились Тоби и Джек, а также мулы, тянувшие крытые повозки. Был еще и гунтер Софии, но он отличался непокорным нравом и кусал всех, кроме самой хозяйки. Тьерри попытался было сесть на него верхом, но он сбросил его на землю, дважды ударил копытом и так сильно цапнул зубами за плечо, что оно болело несколько дней. Руфус и Нотт по очереди правили второй крытой повозкой или шли рядом с нею, а французы менялись с Мешаком в арьергарде, охраняя тыл. С потерей кукурузной муки их съестные припасы значительно уменьшились, а голод и влажная духота подтачивали силы.
Перемены произошли и в окружающем пейзаже. Листья на деревьях уже распустились, но за ними по обоим берегам реки, которая выглядела какой-то сонной и неторопливой, вздымались холмы и горы. Анри, попробовав однажды половить рыбу, очень быстро выяснил, что в некоторых местах она изобилует глубокими омутами и быстрым течением. А потом один за другим заболели корью Тоби, Джек и Руфус. Венере пришлось покинуть повозку и идти пешком, поскольку Руфус был настолько плох, что не мог стоять, а мальчики были не в состоянии удержаться на лошади. Руфуса уложили на место, которое прежде занимала Венера с малышкой, а мальчики втиснулись по обеим сторонам от отца. Все трое Драмхеллеров до сих пор не оправились от своих зимних злоключений, и корь поставила их на грань жизни и смерти. Стояла невыносимая духота, поверхность воды блестела на солнце, а Драмхеллеры походили на горячечные скелеты. Когда путники достигли очередной рощицы и ровного места на берегу реки, София потребовала разбить лагерь, чтобы отдохнуть и подождать до тех пор, пока они не поправятся.
Спустя пять дней Анри настоял на том, чтобы двинуться дальше. Их съестные припасы окончательно и опасно оскудели, так что им предстояло любой ценой попытаться добраться до фактории. Если Драмхеллерам суждено было выжить, они останутся в живых; если им суждено умереть, они умрут. София с неохотой согласилась с тем, что он прав.
Неделей позже воды реки уже струились меж невысоких холмов, а за ними вдали вставали на горизонте горы. Мужество изменило Софии. Ее мучил голод, у нее разболелись ноги, потому что конь ее потерял подкову и ей пришлось идти пешком; нос ее обгорел на солнце и шелушился. Только теперь она поняла всю глубину своего невежества относительно здешних нехоженых мест и подозревала, что они заблудились. На карте все выглядело легко и просто, но в данный момент она усомнилась в ее надежности. По обоим берегам реки стеной стояли деревья, временами так низко нависая над тропой, что им приходилось продираться сквозь переплетающиеся ветви, раздвигая их руками.
Тропа то и дело ныряла в лес, где их подстерегали дикие звери. По ночам мужчины по очереди охраняли коров и мулов, потому что именно в это время лес оживал и из него доносились непонятные шумы и шорохи, крики койотов, сопение и визг дерущихся диких кабанов и далекий кашель оленей. Иногда путники замечали, как рыжие языки большого костра, который они поддерживали до самого утра, отражаются в глазах волков, следящих за ними из темноты. Однажды Тьерри подстрелил рысь, которая лакомилась мясом убитого ею олененка. Они разделали остатки олененка и поджарили их на костре, поскольку не могли позволить себе, чтобы его мясо пропало даром. Они научились отгонять хищных зверей горящими сосновыми ветками, связывая их наподобие факелов. Время от времени вниз по реке проплывали плоты с охотниками и редкими переселенцами с семьями, везущими с собой весь домашний скарб.
– Ах, если бы у нас был плот, – с тоской говорила София, глядя им вслед.
– Вам понадобится целая флотилия, – язвительно парировал Анри.
Понемногу, один за другим, они привыкли все больше полагаться на Анри, признавая его главенство. Он сохранял ясную голову, когда речной берег превратился в каменные дебри, а бизонья тропа вильнула в сторону и исчезла в лесу. Вместе с Тьерри он шел по холмам и кряжам, слишком крутым, чтобы на них могли вскарабкаться повозки, и намечал путь, который следовало проложить через нижнюю границу леса, чтобы вновь выйти на тропу у берега реки, когда та расширялась. А если это было невозможно, они рубили ветки и подкладывали их под колеса фургонов на самых крутых участках пути, нахлестывая мулов. Вдали от реки София безнадежно терялась, а вот Анри, в отличие от нее, безошибочно ориентировался благодаря какому-то шестому чувству.
Если Анри безупречно выдерживал нужное направление, то Тьерри обрел заслуженную славу лучшего охотника. Чтобы разнообразить их скудный рацион, он стрелял опоссумов и белок или по меньшей мере умудрялся подранить их, чтобы затем добить, – мушкет и в лучшие времена не демонстрировал особенной точности попадания.
