– И она тоже очень плоха и скоро умрет. Ей уже ничем не поможешь, – прошептала Саския на ухо Софии.
– Откуда ты знаешь? Ох, Саския, прошу тебя, попытайся помочь ей.
– Не знаю, что тут можно сделать… Я могу попробовать и вытащить все, что у нее внутри. Я видела, как одна рабыня сделала это дома у массы, но подозреваю, что от этого она умрет быстрее, чем если я вообще ничего не буду делать. Тогда, после такого вытягивания, сильно потекла кровь. Девушка, у которой родился ребенок, умерла. Масса приказал больно выпороть нас.
Женщина подняла голову и взглянула на них, видя и не видя их.
– Как вас зовут? – спросила София.
– Лавиния… Но ты же знаешь, что Уильям зовет меня Лавинни, мама. Мне больно. Мне очень больно, даже после того, как ребенок родился. Помоги мне, мама.
– Я не ваша мать. Я… Меня зовут София. Мы поможем вам, Лавиния… Лавинни, позвольте мне… позвольте мне взять вашего ребенка. – И она протянула к женщине руки.
Лавиния инстинктивно отодвинулась.
– Нет, мама! Уильям хочет сына. Я должна показать его ему, мама. Скажи Уильяму, пусть идет сюда. Он будет счастлив, когда увидит малыша. Воды… хочется пить… Я сказала Малинде, чтобы она сходила к ручью, но она до сих пор не вернулась. Плохая девчонка.
– Малинда? – одними губами прошептала София, обращаясь к Саскии. Кем бы ни была эта Малинда, скорее всего, сейчас она лежит мертвой снаружи.
София предприняла еще одну попытку.
– Я покажу Уильяму ребенка, Лавинни. Он… ждет снаружи. Он попросил меня вынести ребенка, пока… пока Саския устроит вас поудобнее. – Но она не могла забрать младенца, потому что тот по-прежнему был привязан к чему-то черному, что тянулось от него и исчезало между ног Лавинии. София в отчаянии взглянула на Саскию.
– Мне нужен нож, – распорядилась Саския.
София вернулась к двери:
– Нож. Быстрее!
Анри уже принес из фургона лопату и сейчас подошел к ней и протянул свой охотничий нож.
Саския приняла клинок и отсекла им почерневшую пуповину. Потом София протянула к женщине руки, и после секундного колебания Лавиния позволила ей забрать покрытое мухами тельце, которое, к ужасу Софии, уже начало разлагаться.
– Как… как его зовут?
– Джон, – простонала Лавиния. – Джонни. Покажи его Уильяму, обещай, что покажешь его Уильяму, мама.
– Мне нужна вода. В ведре осталась вода? – требовательно спросила Саския.
София опустила выдолбленный из тыквы черпак в ведро и покачала головой.
– Пусто!
– Надо попробовать остудить ей голову. Она вся горит, как в огне, – сказала Саския, оглядываясь по сторонам. – Дайте мне свой платок, чтобы я могла намочить его, и принесите воды.
София отдала ей свой носовой платок. Но заглушить запах смерти было невозможно. Она должна похоронить младенца.
– Скажи кому-нибудь из мужчин, чтобы тебе принесли воды, Саския.
– Мама! – вскричала Лавиния и вновь застонала. – А где Малинда? Я совсем забыла о ней. Она до сих пор у ручья? Скажи ей, что у нее родился братик.
– Я здесь, мам, – прозвучал вдруг чей-то слабый голос. – Я же говорила тебе, что не могу принести воды, потому что папа привязал меня. Я не могу дотянуться до ведра.
Саския и София обернулись. Девочка со спутанными волосами и в изодранном платье глядела на них из угла. Она была привязана веревкой, обмотанной вокруг ее талии, к столбу, вбитому в земляной пол.
– Я хорошо вела себя, – вновь зазвучал тоненький голосок. – Совсем не шумела, как и велел папа. Лепешки еще остались? Я положила их на тарелку. Папа сказал, что испечет еще, если я буду сидеть тихо. – Малышка держала в ладошках мятую оловянную тарелку. – Но не испек.
– Малинда, – выдохнула женщина на кровати. – Малинда.
Саския взяла ведро, подошла к двери и окликнула Нотта:
– Мне нужна вода, и побыстрее. Сходи к ручью и набери воды. Только не там, где лежит мертвый мул, слышишь?
София опустила облепленное мухами тельце младенца на пол и попыталась унять дрожь в руках, чтобы развязать Малинду.
– Сколько тебе лет, Малинда? – спросила она.
Ребенок выставил перед собой растопыренную ладошку, показывая пять пальцев.
– Мама говорит, вот столько. Они с папой сказали, чтобы я вела себя тихо, тогда родится ребенок. Но мама не вела себя тихо. И индейцы тоже. Папа сказал, что они не знают о ребенке, и пошел сказать им об этом. А к ручью, как просила мама, я сходить не могла, потому что была привязана.
Когда ее развязали, Малинда захотела подойти к матери, но над нею склонилась Саския, делая что-то такое, отчего Лавиния застонала и стала умолять ее прекратить. Одной рукой София подхватила тельце умершего ребенка, а другой потащила за собой Малинду. Снаружи Тьерри и Анри только что закончили копать могилу. У них получилась разверстая яма, в которую они уложили то, что осталось от Уильяма. Тоби и Джек с невыразимым ужасом таращились на труп. София пожалела, что они не успели забросать тело землей, и теперь Малинда увидела его. Окликнув Венеру, она приказала ей передать Сюзанну Сету и помочь ей управиться с Малиндой, чтобы девочка не вбежала внутрь хижины. Когда же Венера запротестовала, София властно велела ей делать то, что ей говорят, и та, насупившись, оставила Сюзанну и повиновалась.
– Нам нужна еще одна могила, – сказала София, и Анри, взглянув на мертвое тельце у нее на руках, вновь взялся за лопату.
Когда Нотт принес Саскии ведро чистой воды, София, повинуясь неосознанному порыву, остановила его, смочила кончики пальцев и начертала крестное знамение на лбу ребенка.
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа нарекаю тебя… Джоном.
Оторвав кусок ткани от своей обтрепанной нижней юбки, она соорудила из него маленький саван, в который и завернула мертвого младенца. Когда небольшая могилка была готова, она опустила в нее крошечный белый сверток, а потом сказала Анри, что надо выкопать еще одну. Кивком указав на хижину, она прошептала, что, по мнению Саскии, мать долго не проживет. Анри насыпал два могильных холмика и обложил их камнями. София подозвала к себе Малинду и велела девочке опуститься рядом с нею на колени, а сама принялась декламировать по памяти двадцать третий псалом и «Отче наш».
– Я буду нужна маме, – прервала ее девочка и убежала обратно к матери, прежде чем София успела подняться с колен. Анри попытался уговорить ее немедленно двинуться в путь, но София резко развернулась к нему и гневно заявила, что им придется обождать. Могила для женщины, с маленьким могильным холмиком, возвышавшимся между нею и последним пристанищем Уильяма, застыла в безмолвном и безжалостном ожидании.
София надеялась, что Саския уже сделала то, что должна была сделать, и что Лавиния узнает дочь и успеет сказать ей последнее «прости». Ей же самой оставалось лишь пообещать Лавинии, что они не оставят малышку в беде.
