В хижине Карадоков есть кровати, на которых они спят, и деревянная маслобойка, чтобы сбивать масло. Кейтлин не стирает вещи в реке. У нее есть металлический чан, достаточно большой, чтобы там поместился взрослый мужчина. Она наполняет чан горячей водой и моет одежду мылом, которое сама же и делает. А еще у них есть такая странная высокая штука, в которой видно отражение, словно в неподвижной воде. Она окружена завитушками в виде листьев и виноградных лоз, а на поверхности воды, в углу, видна трещина в том месте, где она разбилась. Кейтлин гордится этой штукой, как и тем, что у них есть сделанные из олова тарелки, с которых они едят. Она выгребает золу из очага, а потом чистит свои горшки и кастрюли, делает мыло и натирает стол воском от пчел. Она шьет одеяла из маленьких клочков старой одежды и кусочков своей драгоценной материи. Кейтлин говорит, что этому ее научили мать и тетки. Одеяла выглядят очень красиво, а когда я похвалил одно из них и сказал, что даже моя бабушка пришла бы от него в восторг, она настояла на том, чтобы я отвез ей его в подарок.
Оттого что Карадок и его братья родились далеко отсюда, за большой бескрайней водой, где они ловили рыбу, они верят, будто понимают воду и лодки. Но они уже осознали, что белые люди не понимают реку. Сразу же за факторией Карадоков есть два опасных места. Первое – это мелководье, где громкая вода предупреждает плот или плоскодонку о том, что они быстро разобьются о скалы, если только не удастся осторожно вывести их на спокойную воду. Но еще ниже, там, где река сужается между скал, находится самое глубокое, как убедились Карадоки, место.
Бледнолицые называют его Пастью, в которой скрытая сила реки внезапно засасывает людей и лодки. Обычно они замечают водоворот, только когда становится слишком поздно. Любое каноэ или плот, пересекающие эту воду, тревожат духов утопленников, которые притаились под поверхностью, навсегда пойманные в ловушку всесильным богом воды. Он держит их в плену, душит и постепенно топит, если только этим духам мертвых не удается утащить живое существо, чтобы оно заняло их место. В противном случае они должны страдать вечно и уже никогда не попадут в Края Сумерек. У духов мертвых не принято показывать свои страдания. Вместо этого речной бог играет музыку над водой, и мертвые выглядят счастливыми, танцуя и пируя в глубине. Благополучно пересечь Пасть можно только в определенных местах, но тот, кто отважится на это, должен быть готов услышать музыку.
Всего несколько беспечных молодых и отчаянных воинов слышали музыку и уцелели, а потом рассказали остальным о том, как их товарищей унесла в пасти огромная рыба и как их самих кружила гигантская воронка, затягивая на дно, где большая толпа мужчин и женщин с открытыми ртами выкрикивала их имена и тянула к ним руки, чтобы схватить за миг до того, как сильное течение вынесло их наверх и в конце концов выбросило на берег.
Я показал трем оставшимся братьям Карадок, как следует пересекать опасное мелководье и вести плот, чтобы не потревожить злых духов под поверхностью Пасти.
Солнце уже клонится к горизонту, когда я вытаскиваю каноэ на берег. Наступает самое благоприятное время для рыбной ловли, и, прежде чем подняться к хижине, я складываю улов в корзину. При этом я слышу, как братья Карадок наигрывают на своих скрипках. Они сделали их из отполированной сосны, а струны сплели из конского волоса. И по вечерам, когда они начинают играть все вместе, звуки сливаются в шелест ветра.
Когда я подхожу к хижине, они кивают мне и продолжают играть. Я сажусь и начинаю слушать, а они играют еще некоторое время. Они рады гостям, потому что те слушают их. Они играют все громче и быстрее, пока мне не начинает казаться, что поднявшийся ветер унесет всех нас. Кейтлин своим присутствием наполняет окружающий мир. Она смотрит на меня и улыбается. Сидя рядом с отцом и дядьями на подвешенных к балке веревках, она слушает музыку и шьет. При этом она постукивает ногой в такт музыке, а иногда что-то негромко напевает.
Когда мужчины прекращают играть, я говорю:
– Я принес вам известие о том, что скоро этой дорогой пройдут путники. – И показываю на Большую тропу.
Я передаю Кейтлин корзину с рыбой, все еще холодной от воды. Она улыбается, обнажая зубы, мелкие и белые, словно речной жемчуг.
– Ой, какая красивая корзина! И как много рыбы! Спасибо тебе, Гидеон.
Кейтлин любит лососей. Она обваливает их в кукурузной муке и жарит на медвежьем сале. Так они получаются очень вкусными. Я знаю, что сейчас она предложит мне остаться и поужинать с ними, и по тому, как она смотрит на меня, я понимаю, что Кейтлин видит перед собой не Гидеона, друга своего отца, а Гидеона-воина. В ее присутствии я стараюсь держать спину ровно и расправляю плечи. Она смотрит на меня, а потом опускает глаза, и лицо ее заливает жаркий румянец. Старый Карадок впервые обращает внимание на поведение дочери. Прищурившись, он с удивлением смотрит на нас обоих, после чего переводит взгляд на меня.
Карадоки протирают свои скрипки и смычки тряпицами, пропитанными медвежьим салом, и убирают их с глаз долой. Отец Кейтлин говорит:
– Два дня тому здесь проходил отряд плоскоголовых. Они обменяли соль на одеяла. У них большая скорбь. Многие их люди умерли. Мы подумали, что было сражение, но они сказали, что их забрали злые духи. Быть может, ты видел чоктавов?
Я качаю головой. Чоктавы. Они обвязывают головы своих детей, чтобы сделать их плоскими. Такие новости мне не нравятся. Они враги и должны находиться дальше к западу. Однако сейчас меня тревожат не они, а то непонятное, что идет сюда и чего я не понимаю. Я должен наблюдать и делать все, что в моих силах.
Но я мужчина, и мне нужна жена. Сюда я пришел как раз за нею, так что обо всем услышанном подумаю позже. И сейчас я говорю то, что им приятно слышать:
– По Большой тропе сюда идут бледнолицые и рабы с крытыми повозками и лошадьми. Думаю, им понадобятся плоты.
Я не называю их свиноедами, хотя именно такое прозвище дали бледнолицым и их черным рабам старейшины, – и даже старый сом. Это плохое прозвище. Чероки не едят домашнюю свинину и мясо диких кабанов. Это нечистая еда, наподобие сов и лис.
– По Большой тропе? Немного найдется охотников, которые рискнут пойти по Большой тропе об эту пору. Слишком опасно.
– Да.
На Большой тропе полно поваленных деревьев. Это чикотавы подготовили ловушку. Но она не сработает… не могу сказать почему. И вновь меня охватывает тревога, но сейчас я думаю о других вещах, и она отступает.
– Они попросят вас построить для них плот. Я пойду с ними. Им нужен проводник, а я знаю реку. В зависимости от того, как далеко они направляются, я могу отсутствовать долгое время, – добавляю я, внимательно глядя на Кейтлин.
Кейтлин поднимает на меня глаза и закусывает губу, но потом быстро опускает голову, глядя на свое шитье. Вскоре она говорит:
– Ты ведь останешься на ужин, Гидеон? – И, не дожидаясь моего ответа, откладывает шитье и уходит в дом. Я слышу, как она возится у очага.
– Мне нужна Кейтлин, – говорю я. Старый Карадок смотрит на меня, разинув рот от удивления. – Я хочу взять ее в жены.
