– Гм… – Анри больше ни капельки не интересовала теоретическая дискуссия. Он придвинулся ближе, но София, поливавшая себя водой, похоже, ничего не заметила.
– Поскольку вы никогда не сможете стать законным наследником своего отца, то вас должна привлекать возможность заполучить собственный манор. Мой дом выглядит достаточно соблазнительно даже для француза, да и огромная плантация сулит вам дополнительные богатства. Мне ничуть не больше вас хочется выйти замуж за виргинца и застрять здесь навсегда. Я хочу вернуться в Англию, и если и выйти замуж, то за достойного англичанина. А еще я хочу, чтобы Томас не досаждал мне, пока я здесь, и, поскольку мое пребывание наверняка затянется на несколько лет, мне нужен дом, настолько приятный, насколько это вообще возможно в жутких здешних местах.
Вы сможете получить плантацию после того, как я расплачусь по долгам за свою собственность в Англии. Я более не желаю иметь ничего общего с «Лесной чащей»: она принесла мне одни только неприятности. А вы тем временем сможете вернуться в свою Францию и подыскать себе в жены славную маленькую француженку, которая будет говорить вам «да» по десять раз на дню. Поверьте, у меня нет решительно никаких мотивов преследовать вас во Франции, чтобы обвинить в двоеженстве. Вернувшись в Англию, я дам вам знать об этом, и вы сможете или сдать плантацию в аренду и получать с нее доход, или же попросту продать. Мне нет до этого дела.
Анри попытался сосредоточиться на мысли о том, какое из двух преступлений, которые предлагала ему София, является более серьезным. «Двоеженство», – заключил он спустя некоторое время. Но является ли устный договор двоеженством? Или нет? Строго говоря, пожалуй, что нет. И он решил, что таинство брака, освященное кем-либо иным, а не католическим священником, которого они вряд ли отыщут в этой глуши, не будет иметь никакой ценности ни в глазах церкви, ни в его собственных глазах. Вернувшись во Францию, он с чистой совестью сможет забыть об этом. Он не обмолвится о своих брачных узах с Софией ни словом, а когда придет время предъявить права на ее плантацию, он попросту покажет свидетельство о браке и заявит, что первая супруга, поименованная в нем, скончалась от оспы.
Ранее совесть никогда особенно не беспокоила его, не потревожили Анри и нынешние ее угрызения. Похоже, он действительно ничего не теряет и ничем не рискует. Тогда как взамен… Он широко улыбнулся. Женщины – двуличные и коварные создания. Но почему бы и нет?
– Если есть возможность жениться на вас, я согласен. Однако за это вам придется заплатить, – сказал он и провел пальцем по краю выреза на ее платье.
– Что? – София сделала большие невинные глаза.
– Вы должны вести себя так, как подобает верной супруге. Право мужа, знаете ли.
– Ага, так вот в чем состоит ваше условие! Очень хорошо. После того как мы каким-либо образом поженимся, я позволю вам уложить меня в постель.
Анри не нуждался в дальнейших поощрениях и наклонился, чтобы расстегнуть последние пуговицы на ее корсаже и опрокинуть ее на спину, но София вывернулась из его объятий и ловко вскочила на ноги.
– Только после того, как мы поженимся, Анри!
Уходя прочь, она с улыбкой оправила юбку, пригладила волосы и постаралась привести в порядок корсаж.
Анри откинулся на скалу и, глядя ей вслед, стиснул зубы. Ладно, пусть ему придется подождать брачной ночи, но уж потом он покажет Софии, кто из них главный. О да, в качестве мужа он будет иметь над ней полную власть. Она решила подразнить его? Уж он продемонстрирует ей, что такое брачная постель, а потом, когда она захочет большего, что случится непременно, с женщинами так бывает всегда, он заставит ее умолять себя об этом. Мысль эта доставила ему несказанное удовольствие.
Глава девятнадцатая
Свадьба на реке
Июнь 1755 года
Над рекой висел густой туман, и, с тех пор как две недели тому назад София, Анри и их оборванный, измученный и умирающий с голоду отряд, волоча за собой сломанные фургоны и изможденных животных, выполз из леса к фактории Карадоков, все время шел дождь. На торговом посту, похоже, всем распоряжалась симпатичная голубоглазая девушка в домотканом платье и фартуке. Трое мужчин, которых она представила как своего отца и дядьев, лишь смотрели на пришельцев и яростно скребли в затылках, пораженные тем, что кто-то сумел пройти по бизоньей тропе и не подвергся нападению индейцев. Торговцы с вьючными лошадьми отваживались на такое мероприятие лишь под усиленной вооруженной охраной.
Девушка, Кейтлин, быстро разобралась с путниками. Мужчинам она указала место, где можно поставить фургоны, куда отвести животных на выпас и где лежит корм для скота; женщин, мальчишек и Малинду она завела в дом, бормоча себе под нос: «Бедняжки». Она пришла в восторг при виде новорожденной малышки и обняла Малинду, напоила детей молоком с медом, а немного погодя накормила всех супом с кукурузными клецками, правда, позволив им съесть совсем немного, поскольку полагала, что от обильной пищи им станет плохо. Джек и Тоби возмутились и попробовали было стянуть кусок вяленого мяса, но получили по рукам от Кейтлин, которая заявила, что непременно даст им больше, как только желудки их вновь привыкнут к нормальной пище. Она заварила чай из свежих сосновых иголок и добавила в него капельку меда. У нее нашлась мазь для их сбитых в кровь ног, сделанная из медвежьего жира и толченого корня сенны. Затем она раздала им стеганые одеяла и вся команда заснула мертвым сном прямо на веранде, выходящей на реку. Малинда плотнее прижалась к Софии и наконец-то закрыла глаза.
Малышка Сюзанна не находила себе покоя, ее глазенки казались безжизненными и тусклыми, и Венера перепугалась, что она умрет. Молоко у Венеры почти пропало, но девочка не кричала от голода. На торговом посту Саския быстро соорудила для Сюзанны соску из чистой тряпицы, молока и сорго, а Венера спустя несколько тревожных дней обнаружила, что от нормальной еды у нее снова появилось молоко. Уже через неделю, после еды и отдыха, ко всем вернулись силы, животные оживились, а коровы опять начали давать молоко, пусть и немного. Тоненькие всхлипы Сюзанны, требующей накормить ее, перешли в здоровый рев голодного ребенка. До них доносился сонный голос Венеры, которая брала малышку на руки, чтобы покормить и убаюкать, и бормотала: «Сюзанна, у нас все в порядке. Все живы и здоровы. Мамочка сейчас покормит тебя. Успокойся, родная».
Фактория Карадоков являла собой небольшое поселение и после долгого пути представлялась им раем на земле. На берегу реки раскинулся просторный плес, где стоял двухэтажный бревенчатый дом с широкой верандой, окружавшей его с трех сторон. На одном ее конце грудой были свалены шкуры. Внутри главная комната была разделена пополам, и одну половину ее занимали бочки с солью, кукурузной мукой и сорговым сиропом, тюки домотканой холстины, железные кастрюли и сковородки, копченые окорока, одеяла, корзины, инструменты и подковы. Во второй половине наличествовал огромный камин, обложенный камнем, а вдоль стен протянулись полки, на которых стояла Библия, горшки и кастрюли Кейтлин, оловянные тарелки, равно как и разнокалиберная коллекция фарфоровой посуды. Также здесь имелся большой деревянный стол со скамьями по обеим сторонам и огромный глиняный горшок на нем, в который Кейтлин ставила полевые цветы или цветущие ветки, если они ей нравились. К одной из стен приткнулся большой деревянный буфет с резными дверцами, украшенными изображениями переплетенных виноградных лоз и сердец.
