– Через несколько месяцев мы уже будем дома, Тьерри, обещаю, – снова и снова повторял он, вытирая лоб больного влажной тряпицей, которая становилась горячей к тому времени, как он отнимал ее.
Определить, в каком расположении духа пребывает Кейтлин, было нетрудно по тем песням, которые она напевала, чередуя свой выбор между колыбельными и печальными балладами о любви. Сет, Нотт, Мешак и мальчики пропалывали огород и били насекомых, а Руфус ухаживал за скотиной. По ночам мужчины, вооружившись, несли караул. Бывшие рабы пребывали настороже и изрядно нервничали, ожидая, что рано или поздно из леса покажутся охотники за рабами или милиция, а Руфус с сыновьями опасался, что их погонят обратно в Вильямсбург. Мужчины постоянно проверяли, заряжено ли их оружие, и держали его под рукой. Ничуть не меньше Анри им не терпелось двинуться в путь, но сначала нужно было дождаться возвращения Гидеона.
Венера выпросила у Софии шаль и привязывала Сюзанну к груди, хлопоча по дому с Саскией и Кейтлин. София же обшивала и обштопывала всех, занимаясь этим главным образом потому, что работа позволяла ей сидеть и не испытывать такую сильную тошноту и головокружение.
Кейтлин же без конца расспрашивала Венеру о том, каково это – рожать ребенка, и желала иметь подробное описание каждой минуты. Это очень больно? Широко раскрыв глаза, она слушала, как Венера живописует ей ту часть процесса, когда боль стала настолько сильной, что она могла лишь кричать. София старалась не прислушиваться к этим разговорам.
Запах шкур животных, дубящихся на веранде, усиливал страдания Софии, и в стремлении избежать очередного рассказа Венеры о диких болях во время родов она повадилась искать уединения от удушливой жары, а также всех и вся в будке-кладовке над родником. Здесь имелась маленькая скамеечка и как раз хватало места для одного человека среди кругов масла, сыра и пахты. К тому же тут было прохладно. Ее одолевало уныние, она часто плакала и читала молитвенник леди Бернхэм, надеясь хотя бы таким образом укрепить свой дух. Написанные рукой матери и леди Бернхэм слова на форзаце вселяли в нее некоторую уверенность, но при этом София нисколько не сомневалась, что и мать, и отец, и леди Бернхем не одобрили бы положения, в котором она сейчас оказалась. София понимала, что должна думать о том, как довести своих людей до «Лесной чащи», однако недомогание временами усиливалось настолько, что она не могла сосредоточиться ни на чем ином. Она надеялась, что исполняет свой долг. В чем бы он ни заключался. В Англии исполнять его было легко, думала она, пусть даже это не всегда удавалось. А вот в Вирджинии зачастую бывало трудно даже понять, что хорошо, а что плохо. Пытаясь подобными мыслями поднять себе настроение, София машинально общипывала листики жерухи водной, что росла близ ручья. Будучи прохладными и свежими на вкус, они стали ее единственной пищей.
Июль близился к концу, когда наконец вернулся Гидеон, но зато вместе с Кулли. Саския, постаревшая от беспокойства, с черными кругами под глазами, закричала от радости при виде сына, упала на колени и крепко прижала мальчика к себе, со слезами на глазах благодаря Гидеона.
Угрюмое выражение лица индейца смягчилось, когда Кейтлин сказала ему, что у них будет ребенок. Затем он поведал ей новости, сообщив о том, что узнал, когда догнал свое племя. Объяснил, почему они поднялись вверх по реке, и рассказал, как сумел убедить их расстаться с Кулли.
Двое молодых воинов из его собственной деревни, отправившиеся на поиски военных отрядов чикасавов, вернулись в племя с убитым ими жирным медведем, лошадьми, стегаными одеялами, мукой и мальчишкой-негритенком, которого они увели у бледнолицых, вставших лагерем у реки. Когда же над ними стали насмехаться, упрекая, что они не принесли с собой скальпы бледнолицых, воины принялись бахвалиться, уверяя, что вновь устроят им засаду через несколько дней. Спешить им было некуда, бледнолицые являли собой легкую добычу, поэтому их могли скальпировать даже дети. А теперь, когда у них появилось свежее мясо, они сначала устроят пиршество и пляски. Кроме того, молодые люди не отказались бы сыграть в мяч, чем готовы были заниматься сутками напролет. Но после нескольких дней пиршества и плясок воины более не могли принимать участие в игре, поскольку едва стояли на ногах. Они лежали на одеялах с опухшими лицами, а их тела сплошь покрылись пятнами. Они тряслись от озноба, хотя их сжигала лихорадка, а когда шаманы и старейшины отнесли их к реке для лечения водой, это не помогло унять жар. Через неделю оба умерли.
Вскоре в племени заболели и другие его члены, после чего начали умирать один за другим, причем не только дети, женщины и старики, но и сильные молодые воины. Шаманы искали причину и решили, что пятна вызвали лягушки, тоже бывшие пятнистыми. Каким-то образом люди оскорбили лягушек. Предложенное ими исцеление заключалось в том, чтобы отправиться к воде, в которой жили лягушки, и окунать в реку горящих в лихорадке людей. Они брызгали соком пятнистых растений на головы страдальцев, заставляя их заодно есть и жареное мясо лягушек, дабы отогнать заразу. Но люди умирали по-прежнему.
В это время военный отряд маскогов напал на деревню, сжег дом совета и захватил множество пленных и рабов, поскольку воины потеряли слишком много сил, чтобы сопротивляться. Враги же с триумфом прогнали их строем перед своим народом, хотя пленники были слишком слабы, чтобы их можно было показательно пытать и убить. Вместо этого им предстояло иное унижение: они должны были стать рабами наравне со своими женщинами, но, несмотря на побои, мужчины и дальше слабели от лихорадки и пятен на коже, не могли ходить и умирали. Вскоре заболели и те, кто взял их в плен.
Войны и захват пленных, которые случались каждую весну, продолжались, и пятнистая болезнь распространялась по индейским поселениям подобно лесному пожару, от одного племени к другому, убивая без разбору и соплеменников Гидеона, и их врагов. Чуть более чем за одну луну земля переполнилась плачем и похоронными песнями по умершим, среди которых оказалась также бабушка Гидеона и бóльшая часть его деревни.
И когда ни одно из шаманских заклинаний или снадобий не смогло остановить череду смертей, кому-то из старейшин было видение, что это бледнолицые принесли с собой убийственную болезнь, что их лошади, стеганые одеяла и черный мальчик, украденные у них, оказались проклятыми и нечистыми. Для того чтобы снять проклятие, сказал он, те, кто еще остался в живых, должны убить лошадей, оставить свои дома, дабы их очистили ветер и дождь, и вернуться на то место, где были украдены лошади, чтобы сжечь там одеяла и Кулли. Выжившие с неизбывной печалью расстались со своими мертвыми, собрали пожитки и пустились в скорбный путь вверх по реке.
– Пятна? Ох, Гидеон, похоже, они все заболели корью! – воскликнула София. – Воины, похитившие Кулли, должно быть, заразились от него подобно Руфусу и мальчикам. Но ведь не могло же столько людей умереть от кори. От нее вообще трудно умереть.
Гидеон взглянул на нее. Он не верил в то, что бледнолицые вызвали пятнистую болезнь, они сами страдали от нее, но у них нашлась какая-то сила или заклинание, чтобы защитить от нее и себя, и негров и не погибнуть. Сила эта была велика, и племена не рискнут вторгаться на земли, населенные людьми, которые обладали ею.
