Тьерри пошел отвязывать лошадей, а Анри помог Софии подняться на ноги. Они уже сворачивали карту в трубочку, как вдруг позади в них раздалось громкое фырканье и сопение и из леса показалось стадо диких кабанов. Впереди шла большая самка с огромными клыками, а вслед за ней семенило ее потомство. Вот они остановились и принюхались. Анри предостерегающе крикнул, поскольку самка с выводком была очень опасна. В этот момент один из поросят пронзительно завизжал и помчался прямо на коня Софии. Скакун испуганно заржал и встал на дыбы, едва не затоптав его. Самка грозно хрюкнула и бросилась в атаку.
– Sanglier!
[14] – выкрикнул Анри.
Тьерри схватил мушкет, прицелился и выстрелил. Самка рухнула на землю в нескольких шагах от него. Остальной выводок развернулся и стремглав помчался в лес.
Тьерри и Анри с опаской подошли к свиноматке, дабы убедиться, что она мертва, а не ранена и не сможет выпустить им кишки. Удостоверившись в этом, они связали ей ноги плетью дикого винограда, после чего отправились на поиски веток, достаточно длинных и прочных, чтобы из них можно было соорудить волокушу и увезти на ней тушу.
– Что ж, по крайней мере, теперь у нас есть свежее мясо, – отдуваясь, прохрипел Анри, который пытался закрепить свинью на волокуше, пока Тьерри удерживал под уздцы лошадей, коим очень не нравились дикие свиньи – как живые, так и мертвые.
Тьерри проворчал:
– Ваша manoir
[15] – сущее baugé
[16].
– Что такое baugé? – осведомилась София.
– Лежбище диких свиней.
– La Rivière Baugé
[17], – съязвил Анри, пытаясь пристроить на седле ветку от волокуши. Они вновь сели на коней и поехали вниз, волоча за собой свою добычу. Человек, которого они заметили сверху, обернулся и теперь наблюдал, как они подъезжают к нему. Им оказалась пожилая негритянка в мужской одежде и мужских сапогах, которые были ей явно велики. В руках она держала ведро с водой.
Она окинула опасливым взглядом свинью и ее клыки.
– Она мертва? – Женщина опустила ведро на землю и сообщила им, что ее зовут Зейдия.
Затем она рассказала, что один англичанин купил ее и еще шестерых мужчин-рабов в Вирджинии вместе с мулами и сельскохозяйственными орудиями, после чего привез их сюда на плоту с надсмотрщиком. Этот англичанин приказал рабам срубить деревья, построить дом и амбар, распахать огород, посадить фруктовый сад и табак для владельца, который живет где-то далеко отсюда. Он все время повторял, что они должны завершить все работы до его приезда, иначе им придется плохо. Надсмотрщик оказался жестоким человеком, безжалостно истязавшим и подгонявшим их, но рабы смеялись над англичанином за его спиной. Выполнить то, что он от них требовал, было невозможно.
Зейдия сообщила также, что мужчина купил ее по дешевке, чтобы она готовила еду, убиралась в доме и ухаживала за садом. Для другой работы она была уже слишком стара. Хотя нельзя сказать, чтобы дом требовал такого уж большого к себе внимания. В сущности, это был не дом, а хижина. Несколько раз на них нападали индейцы, которые убили двух рабов и сняли с них скальп до того, как англичанин и надсмотрщик отогнали их пальбой из своих ружей. Но эти двое белых людей постоянно ссорились. Несколько раз в году англичанин поднимался вверх по реке, на факторию, за письмами, а обратно привозил кукурузную муку, порох, гвозди и прочие припасы. Но в последнее время он возвращался с одними только кувшинами спиртного. Рабы слышали, как надсмотрщик кричал, что все его жалованье уходит на виски. В конце концов надсмотрщик забрал те немногие деньги, что еще оставались, и ушел, заявив на прощание, что только дурак полагает, будто в горах хорошо растет табак. Англичанин, будучи слишком пьяным, чтобы стоять на ногах, лишь бессильно погрозил ему вслед кулаком. А потом он заболел и стал беспробудно пьянствовать, пока виски не осталось совсем. И тогда ему стало плохо: иногда он кричал, а иногда просто сидел на земле, дрожа всем телом. Порой, завернувшись в одеяло, он молча наблюдал за тем, как Зейдия ухаживает за цыплятами и возится в огороде. Позже ему стало еще хуже и он уже почти не вставал с тюфяка, пока не умер прошлой зимой.
Остальные рабы разбежались, но Зейдия решила, что ей лучше остаться. Она боялась индейцев, но была уже слишком стара, чтобы жить на болотах, куда направились ее товарищи по несчастью. Кроме того, она чувствовала себя свободной настолько, насколько это было возможно в ее положении. В огороде у нее росли кое-какие овощи, у нее был топор, чтобы колоть дрова, а коровы и куры кое-как пережили зиму в односкатном сарае. В общем, жить было можно. София слабым голосом поинтересовалась, как звали англичанина.
– Масса Баркер.
– Вы уверены, что это был именно мистер Баркер? Потому что мистер Баркер был агентом моего отца, лорда Графтона, а человек, которого вы описываете, нисколько на него не похож!
– Угу. – Зейдия, прищурившись, уставилась на Софию. – Он порой упоминал Графтонов, когда пил. Иногда, пьянствуя, он говорил о своей жене и о том, что жалеет, что вернулся в Вирджинию. – Пожилая женщина махнула рукой куда-то в сторону. – Он похоронен вон там. Я выкопала ему могилу, насколько у меня хватило сил, и обложила ее камнями, чтобы до него не добрались дикие звери. У него были какие-то бумаги, которые он привез с собой с фактории и хранил на столе. После того как он умер, я растапливала ими очаг, когда у меня не было щепок, но в основном они уцелели. Он говорил, что, когда умрет, я смогу забрать себе его одежду, при условии, правда, что я буду ухаживать за ним. Я ее ношу, потому что другой у меня нет.
Когда же София поинтересовалась у нее, нет ли поблизости другого дома, Зейдия лишь равнодушно пожала плечами.
– Ничего не знаю насчет другого места. Я живу здесь.
– Быть может, это… контора усадьбы, – сказала София. – Я заберу письма, а потом мы отыщем дом, указанный на чертежах.
Анри помог ей спешиться, и она вошла вслед за Зейдией в дверь, висевшую на одной петле. Внутри полутемной хижины стоял сильный запах сырого дерева, пепла, пота и гниения. В большом очаге, сложенном из камней, тлели угли, а рядом с ним лежали тюфяк и несколько грязных одеял. На столе, сколоченном из покоробившихся сосновых досок, были свалены какие-то горшки и сковородки, тряпки, несколько ржавых садовых инструментов, оловянные тарелки и куски проволоки. Когда глаза ее привыкли к темноте, София увидела, что комната с очагом являла собой единственную часть хижины, над которой имелась крыша. Здесь были еще три комнаты разной степени незавершенности, словно строители, приступив к одной из них, отказались от первоначального плана и несколько раз начинали все заново. Зейдия показала на кипу бумаг, изгрызенных мышами:
