Мы ничего не обсуждали. Никакого плана не было. Просто… все произошло само собой, и мы вошли в номер, бросили свои вещи и посмотрели друг на друга.
– Итак, – произнес он.
– Итак.
Изучив мини-бар, он вытащил бутылку шардоне и вопросительно на меня посмотрел.
– Тебя от вина еще не тошнит? – со смехом спросила я.
– Сомневаюсь, что такое возможно, – ответил он, доставая штопор.
Пока он открывал бутылку, необходимости в неловкой трепотне не было. Он мужчина, привыкший ко вниманию окружающих, привыкший, что все замолкают, когда он говорит, чтобы услышать его и сделать, как он скажет. Я наблюдала за тем, как сокращались мышцы на его предплечье, когда он поворачивал штопор, как пробка мягко прошла сквозь горлышко.
– О чем ты думаешь, пока смотришь на меня сейчас? – спросил он, глянув на меня и взяв вынутую пробку большой ладонью.
– Просто… смотрю.
Дженсен кивнул, будто этого ответа ему было вполне достаточно, и я улыбнулась, поскольку именно так бы поступил Марк, от чего меня так и потянуло бы вытрясти из него чуть больший отклик.
Мне было интересно, то, что происходило между нами, было ли это странно для Дженсена? Или это абсолютно ничего не значило? Из этой интрижки не могли получиться ни партнерство, ни романтические отношения. Он не из тех, кто просто так тратит время и силы, так что я решила, что здесь ему пришлось пересмотреть список важных дел, или же я была чем-то вроде записи маркером на доске: «отложить принятие решения до 28 октября».
Дженсен меня по-настоящему завораживал.
Он медленно подошел ко мне, протягивая бокал, наполовину наполненный вином. Но прежде чем я успела поднести его к губам, рядом оказался он сам и прижался губами к моим, приоткрывая их и пробуя на вкус.
За последние дни все изменилось кардинальным образом: Дженсен больше не выглядел ошарашенным от собственной реакции на меня и стал казаться более уверенным в себе, словно все каким-то образом стало знакомым и он восстановил контроль.
Отойдя на шаг, Дженсен кивком показал на бокал у меня в руке и, дав мне сделать глоток, наклонился снова и слизал с моих губ капли вина.
– Мне нравятся твои губы, – прошептал он, не отодвигаясь и не отводя взгляд от моего рта. – Когда ты говоришь, не смотреть на них просто невозможно.
– Все дело в акценте, – я уже слышала об этом. Ни для кого не секрет, что американским мужчинам нравится наблюдать за тем, как говорят британки: мы выдуваем слова, мы играем ими.
Но Дженсен покачал головой.
– Они такие розовые, – сказал он. – И пухлые, – он наклонился и снова поцеловал меня, а когда отодвинулся, скользнул взглядом вверх до волос. – Ты говорила, что часто красишь волосы, да?
Он протянул руку, взял одну прядь пальцами и провел ими до кончиков.
– Бывает.
– Мне нравится, как сейчас. – произнес он, повторив движение и наблюдая за своими действиями. – Оттенок не рыжий и не светлый.
Я подозревала, что причина, по которой ему нравился мой цвет волос, та же, по которой мне он как раз и не нравился: это выглядело прилично и не кричаще. У меня были длинные и вьющиеся волосы. Неяркий рыжеватый блонд, почти светлый каштан – цвет, который требовал доработки. Мне хотелось, чтобы мои волосы кричали: СЕГОДНЯ У МЕНЯ НАСТРОЕНИЕ ДЛЯ РОЗОВОГО.
– Сейчас цвет твоих волос оттеняет цвет глаз так, что они кажутся еще более голубыми, – продолжил он, и мои размышления резко прервались. – Губы кажутся более розовыми. Ты слишком идеальна для этой реальности.
Что ж…
Такого мне никто никогда не говорил, и внезапно мне показалось, что розовый слишком отвлекает от остального.
– Какой восхитительный комплимент, – широко улыбаясь, ответила я.
В его взгляде отражалось мое смешливое настроение, а вот губы по-прежнему оставались приоткрытыми, словно он пробовал меня в воздухе. Дженсен взял свой бокал, залпом допил вино и, поставив его на столик, развернулся ко мне, явно ожидая от меня того же.
Поэтому я сделала неторопливый глоток.
– Пиппа, – со смехом сказал он и наклонился поцеловать меня в шею.
– Что?
– Допивай свое вино.
– Почему?
Он прижал мою руку к переду своих брюк, чтобы я поняла, почему.
– Я весь день наблюдал за тем, как ты прыгала вокруг в этих обтягивающих брюках и в этой полупрозрачной блузке.
– Ты явно привык видеть женщин одетыми в толстые водолазки и строгие юбки до колен.
Он рассмеялся.
– Иди сюда.
От осознания происходящего, от того, что мы собирались сделать, улыбка сползла с моего лица, и он заметил, как это произошло.
– Нам не обязательно это делать, – прошептал он. – Все происходит довольно быстро, я понимаю.
– Нет… Я хочу этого.
Я небрежно поставила бокал на стол. Дженсен схватил меня, и через секунду я лежала на спине, обхватив его ногами за талию, а он навис надо мной.
Нетерпеливо двигаясь сверху, он нашел мои губы и, целуя, скользнул языком вглубь. Дженсен застонал и подтянул мою ногу повыше.
– У меня стоит уже несколько часов.
О боже, я уже только от такого могу кончить.
Вчера ночью именно так и было.
Его член прижат между моих ног, так идеально и правильно, быстрое горячее дыхание обжигало шею, а поначалу тихие рычащие стоны стали громче, словно я потянула за воображаемую ниточку на воображаемом свитере и тот начал распускаться.
– Я не хочу кончить вот так, – выдавила я. – Я хочу…
Позже мне стоит проверить, разорвана ли моя блузка на куски или же она просто где-то разошлась по шву, когда он стащил ее с меня. Одним решительным рывком Дженсен снял с меня брюки и нижнее белье. Потом через голову стащил с себя рубашку, не заморачиваясь расстегиванием пуговиц, от чего спутанные пряди упали ему на лоб.
Лихорадочно снятые брюки, найденный в сумке презерватив и громкий треск разорванной упаковки.
Звук влажного скольжения по члену, ощущение его рук, устраивающих меня верхом на нем и придерживающих для меня член…
И когда он оказался внутри, мы оба притихли, ловя ртом воздух и осознавая этот момент. Он смотрел на мое лицо, а я чувствовала себя особенно обнаженной перед ним, подобного в моем опыте полупьяной возни и суеты среди простыней не было ни разу. Вся моя предыдущая сексуальная жизнь казалась… полной противоположностью происходящему, и хотя Марк был старше Дженсена на несколько лет, он никогда не был таким же уверенным, таким же зрелым, таким же… опытным.
Дженсен схватил меня за бедра, чтобы помочь мне поймать ритм, но я оказалась настолько ошарашенной происходящим, что не могла сосредоточиться, не могла собраться с мыслями, чтобы просто расслабиться и получить удовольствие. Но он все понял: он сел подо мной, и, изменив своей молчаливой привычке, заговорил о том, что он чувствует, о том, какая горячая у меня кожа, он скользнул рукой между нашими телами, впервые касаясь меня так настойчиво и терпеливо одновременно. Мне хотелось поддаться глупому порыву и извиниться за себя; я чувствовала себя по-дурацки, потому что мое тело настолько обезумело от реальности происходящего, что я не могла сконцентрироваться на удовольствии; но, казалось, его это совершенно не беспокоило.
