А пока не случился этот столь неожиданный и губительный для многих исторический поворот, Мекка продолжала накапливать духовную силу и завоёвывать авторитет среди арабских племён. И главной причиной её силы, тем центром притяжения, вокруг которого тысячи лет вращалась скрытая энергия этого народа, был древний храм, построенный ещё в незапамятные времена, говорят, что до самого Потопа. Эта простая четырехугольная постройка в форме куба без каких-либо излишеств и вычурных украшений, так же просто и называлась – Кааба, что означает «Куб». В Кубе не было ничего выдающегося с точки зрения выразительного искусства. Он не являл собой шедевр архитектурного стиля и уж тем более не поражал людей своими громадными размерами по примеру памятников античности. Но сила его заключалась в простоте. Ничто не могло бы столь же тонко задеть души простых кочевников, чуждых роскоши и благолепия, нежели эта простая для понимания форма. Но это была всего лишь форма, а истинное величие этого места, его содержание, было скрыто в преданиях, окружавших его.
Древнейшие из них относят строительство Каабы к тем временам, когда изгнанные из Рая и разлучённые Адам и Ева, после двухсот лет скитаний встретились здесь, среди этих гор. Сами эти горы, само это место были первыми из сотворённых Господом земных твердей. Тогда Адам, в знак признательности к оказанной им милости, возвёл на этом месте первый на Земле алтарь, первый дом Бога. Он простоял здесь вплоть до Потопа, был смыт бушующими водами и вновь отстроен не без помощи архангела Джабраила. Для народа, привыкшего относить своё происхождение ко временам Адама, такое предание не казалось чем-то удивительным, оно только подтверждало их притязания на свою древнейшую избранность. С тех пор храм ещё неоднократно бывал перестроен по разным причинам; менялись материалы, размеры, но оставалась неизменной его сущность.
Была и ещё одна причина возвышения Каабы, в основе которой лежали отнюдь не седые предания, а вполне материальные людские промыслы. Мекка, изначально возникшая как станция караванного пути, не могла не пропитаться духом торговли. И с момента её основания вся энергия жителей Мекки была направлена на то, чтобы обеспечить безопасное прохождение караванов, от чего в итоге зависело их процветание и благополучие. Для этого требовалось найти некую общую точку соприкосновения для многочисленных разрозненных племён, излюбленным ремеслом которых были хищнические набеги.
В те далёкие времена весь огромный Аравийский полуостров был обителью язычников. У каждого кочующего племени был в почёте свой идол, сопровождавший его в дальних переходах. Это мог быть камень причудливой формы или деревянное изваяние. Были и всеобще почитаемые богини: Аль-Лат, Манат. Но не всегда обращённые к ним молитвы и жертвы приносили ожидаемый результат. Их могущества и силы очевидно не хватало даже на то, чтобы обеспечить столь нехитрые потребности кочевников, как наполненные водой колодцы и богатые пастбища. Совсем по-другому выглядела благословенная Мекка со своим могущественным храмом, пышными обрядами и целым пантеоном богов. Священный древний храм как нельзя лучше подходил на роль той сдерживающей силы, вызывающей страх у суеверных язычников и одинаково почитаемой как среди воинственных бедуинов, так и среди жителей городов. Он был главной гарантией безопасности Мекки. Старейшины племён, ежегодно приходящих в город на торговые ярмарки, помещали в Каабу изваяния своих богов, тем самым беря на себя обязательства не причинять вреда их обители и её окрестностям. Сколь бы воинственными ни были эти сыны пустыни, но и им иногда приходилось вступать в торговые отношения со своими соседями, и они отчётливо понимали, как важны были для этого миролюбие и терпимость, пусть даже временные. Так постепенно вокруг Каабы возник союз племён, признаваемый далеко за пределами торговой конфедерации Мекки.
Для мекканских кланов, взявших на себя почётную миссию по приёму многочисленных паломников, было только выгодно привлечение в этот союз новых членов. Те, в чьих руках находились ключи от храма, могли не беспокоиться за своё будущее. С каждым новым идолом крепло могущество Каабы, возрастал авторитет Мекки. Всё большее число арабских племён признавало в ней свою святыню. Так постепенно Кааба стала домом для 360 языческих богов…
Обо всём этом мог думать халиф Гарун Аль-Рашид, глядя на пыльные улочки древнего города. Его почтенный род также уходил своими корнями в Мекку. Где-то здесь, на склоне одной из этих гор, двести лет назад стоял их отчий дом. Из поколения в поколение они вели торговлю, снаряжали караваны, поклонялись древним языческим богам. Здесь так жили все, и многие из них теперь забыты. Как могла бы сложиться их судьба, случись всё по-другому? Но случилось так, что его предком был не кто иной, как Аль-Аббас, родной дядя Пророка Мухаммеда, да пребудет с ним мир! В своё время он сыграл немалую роль в жизни основателя мусульманской общины, оказав ему помощь и поддержку в решающий момент, когда Пророк задумал покинуть Мекку и искать защиты у соседних племён.
Расчётливый и осторожный, Аль-Аббас не спешил безоговорочно принимать новую веру, которую так жарко проповедовал его племянник. В Мекке ему принадлежала весьма почётная и доходная должность распорядителя воды из священного источника Зам-Зам, воды которого, как полагалось, текли из самого Рая. Эта была весомая привилегия, дарующая почёт и уважение её обладателю. Отказ от языческих богов означал бы для него и потерю источника. В то же время он не мог не видеть, как всё большее число последователей обретает ислам с каждым годом. Со свойственным его натуре умением находить пути между двух противоположных сторон, Аль-Аббас умудрился одновременно и оказать услугу племяннику, и не настроить против себя жителей города, ненавидящих Пророка и его проповеди. Это был очень тонкий и расчётливый политический ход, плоды которого были осязаемы даже через столетие, когда родство с Пророком и умение Аббасидов пользоваться другими для достижения своих целей определило их нынешнее положение. Потомки Аль-Аббаса, унаследовав основные черты своего родителя, в своё время сумели ловко ими воспользоваться и заявить свои права на халифат, положив начало новой династии, растянувшейся почти на пять столетий.
Примерно такую же по сложности задачу прохождения между двух огней ныне предстояло решить и самому Аль-Рашиду. Помимо традиционного паломничества, целью его нынешнего визита в Мекку являлся также один весьма важный политический вопрос, требовавший скорейшего разрешения. Надо было найти разумный компромисс в деле о наследовании – в деле, которое при неверном подходе грозило обернуться большими неприятностями и смутой в будущем. Нужен был подход, который бы устроил все заинтересованные стороны. А этих сторон было немало. С одной стороны – его любимая жена, красавица Зубейда, желающая видеть на троне своего сына Аль-Амина. За ней стояли влиятельные силы старой арабской аристократии. С другой стороны – его старший сын Аль-Мамун от персидской наложницы Мараджил, пользующийся большой поддержкой у персидских феодалов.
Халиф с горечью подметил, что положение, в котором сейчас оказались оба его сына, до боли напоминало тот ужасный клубок интриг и противоречий, в хитросплетении которого столкнулись когда-то и он сам, и его брат Муса. А нити этого клубка крепко держала в своих руках их властная мать, бывшая невольница Хейзурана, привыкшая при слабом и безвольном муже во всём распоряжаться в халифате. Несмотря на то, что наследником уже был обозначен Муса, Хейзурана предпочла бы видеть халифом его младшего брата – Гаруна. Под давлением своей несносной жены и не без помощи первого визиря, их отец был вынужден сделать выбор в пользу младшего сына. Последовавший за этим накал страстей довёл до крайности отношения между матерью и её сыновьями. Муса даже пытался отравить свою мать и казнить Гаруна, но Хейзурана смогла опередить его. В одну из ночей преданные ей невольницы задушили её старшего сына в постели подушками…
