Вскоре всё стало понятно. Прежде всего, незнакомца звали Виктор. Но генерал не стал допытываться о его прошлой жизни. Это не имело сейчас никакого значения, ибо то, что рассказал ему Виктор, было важнее всего на свете. По мере того, как сознание возвращалось к Виктору, и речь его становились более внятной, перед генералом во всех подробностях вырисовывалась картина недавних событий. То, о чём он догадывался с самого начала, теперь получило несомненное подтверждение. Он предпочёл бы в это не верить, но в словах незнакомца было нечто такое, что заставило его отбросить все сомнения. Его безумные на первый взгляд речи как-то очень удачно ложились в хитросплетение последних событий. Постепенно генерал стал понимать, с чем он имеет дело. Если всё это верно, то нависшая над ними угроза слишком велика, чтобы медлить. Надо было действовать немедленно, прямо сейчас.
А если это ловушка? Что, если его хотят пустить по ложному следу? Но нет, это невозможно! Он бы ещё сомневался, попади в его руки кто-либо из террористов. Тогда он мог бы заподозрить обман и хитрость. Но измученный, окровавленный Виктор просто не мог ему врать, его недавнее состояние между жизнью и смертью не давало ему такой возможности. И хотя реальных доказательств у Рашида всё ещё не было, он уже ни минуты не сомневался. Сказанных слов ему было достаточно, чтобы поверить. К тому же, слишком многое было поставлено на карту, чтобы просто оставить эти слова без внимания.
Он знал, что не стоит тратить время на пустые согласования и разрешения. Ему всё равно никто не поверит. Ведь не будет же он докладывать принцу о том, что группа экстремистов пытается проникнуть в пределы Запретной Мечети для того, чтобы вернуть на место настоящий Черный Камень! Его тут же сочтут сумасшедшим и отступником от веры. Поэтому он вынужден взять на себя груз ответственности, взять всё в свои руки. Отец сделал бы именно так, в этом генерал ни секунды не сомневался.
Он прекрасно понимал, чем ему грозят самовольные действия в случае неудачи. Речь шла не о карьере и не об увольнении в запас. Здесь запросто можно было лишиться не только звания, но и головы. Неоднократно за время своей службы ему приходилось ввязываться в безнадёжные предприятия, не сулящие ни успеха, ни награды. Бывало, он одерживал верх, но случались и досадные поражения. Сейчас он старался не думать о последствиях, требовалось действовать немедленно, в этом состоял его воинский долг. Долг, обусловленный не только присягой, но и клятвой, произнесённой на могиле отца.
Итак, сейчас он совершенно ясно себе представлял, куда направляются террористы и какие они преследуют цели. Эти люди двигались к границам Запретной территории, к священной Мекке.
А его задача состояла в том, чтобы ни в коем случае не пропустить их в Мекку. Не дать повториться тому забытому кошмару. Забытому, казалось бы, всеми. Всеми, кроме него. А он слишком хорошо помнил, что случилось тогда, в ноябре 1979 года, в первый день нового, 1400 года по исламскому календарю…
Некоторые события остаются незаслуженно забытыми. В то время как по своей важности они стали ключевыми, поворотными моментами в истории всего мира. Они, безусловно, достойны упоминания. Другое дело, что не всем хотелось бы, чтоб о них помнили…
В первый день нового, 1400 года, в Масджид Аль-Харам, главной мечети Мекки и всего мусульманского мира, собрались на утреннюю молитву тысячи верующих. Так было заведено уже четырнадцать веков подряд. Правоверные мусульмане со всех уголков планеты стремились к этому месту, как то было завещано самим Пророком Мухаммедом, да пребудет с ним мир. Но сегодня это была непростая дата. Смена столетий в исламе – это всегда ожидание неясных перемен, мистические настроения отдельных течений, предчувствие исполнения пророчеств. Когда завершились первые сто лет ислама, многие полагали, что наступит если не Судный день, то уж точно невероятные потрясения и перемены. Каждый раз, когда над Меккой вставал рассвет первого для месяца Мухаррам, весь мусульманский мир замирал в тревожном ожидании. И в это утро, как и ожидалось, первая молитва нового столетия должна была перевернуть очередную страницу в истории ислама. Так и случилось.
Едва успели прозвучать последние слова молитвы, содержащие призыв к миру, как внутри мечети раздались выстрелы и громкие крики. Малочисленная охрана, вооружённая только дубинками, не смогла оказать никакого сопротивления. Прошло совсем немного времени – и вскоре вся территория огромного комплекса мечети оказалась под полным контролем таинственных вооружённых лиц. Они заблокировали все входы внутрь здания и установили на высоких минаретах огневые точки, под прицельным огнём которых оказалась не только внутренняя площадь мечети, но и значительная часть прилегающих к ней улиц города. С высоты в 89 метров засевшие на минаретах снайперы были в состоянии поразить любую цель, как воздушную, так и наземную.
Ими командовал человек, имя которого до этого момента не было никому известно. Он стоял у стен Каабы, на том самом месте, откуда обычно имам произносит свои молитвы, держа в одной руке микрофон, а в другой – автоматическую винтовку. Через громкоговорители над всей Меккой разносился его громкий голос с характерным бедуинским акцентом. Охваченные страхом жители города услышали, что в руках повстанцев оказались важнейшие города Саудовской Аравии и – что самое главное – настало время для исполнения древнего пророчества, во имя которого эти люди решились на пролитие крови в пределах Запретной Мечети. Более страшного греха, чем этот, трудно было даже вообразить. Любое насилие на святой земле было строго запрещено, нельзя было даже выдергивать сорняки из почвы. Что же могло заставить этих людей нарушить самые суровые запреты? Каково было то пророчество, ради которого они готовы были принести себя и других в жертву?
Человека, знавшего ответы на эти вопросы, звали Джухейман Утейби. Именно он был лидером этой таинственной вооружённой группы, посмевшей бросить вызов не только властям Саудовской Аравии, но и всем, как он полагал, отступникам от веры. Глядя на его единственную сохранившуюся фотографию, трудно не согласиться с тем, что сама природа наделила его чрезвычайно выразительной внешностью харизматичного лидера. Пронзительный взгляд больших черных глаз несомненно должен был оказывать на его сторонников почти гипнотический эффект. Спокойная, уверенная манера разговора с неизменной доброжелательной улыбкой лучше всяких разумных убеждений заставляла собеседников проникнуться глубиной и смыслом его идей. Огромная копна густых всклоченных волос незаметно переходила в окладистую бороду, столь же густую и неухоженную. Всё это делало его похожим на испытавшего тяготы существования ветхозаветного пророка, пришедшего из недр пустыни.
Он и в самом деле вышел из её песков. По происхождению Джухейман был доподлинным бедуином. Он родился в затерянном поселении вдали от сверкающих городов и того процветания, которое обрушилось на бесплодные земли Аравии после внезапного нефтяного бума. Вся его семья, каждый представитель его многочисленного рода, имели свои основания испытывать ненависть и недоверие к властям, которые достаточно сурово обошлись с ними в недалёком прошлом. Когда-то эти воинственные племена, воодушевлённые искрой радикальных религиозных идей, на своих штыках привели семейство Саудитов к власти. Жестокие и беспощадные воины, печально известные своей привычкой вспарывать животы беременным женщинам, они долгое время наводили ужас на весь Аравийский полуостров и его соседей. Когда же правящий дом окончательно взял власть в свои руки, эти постоянно жаждущие крови фанатики стали ненужной и даже опасной силой. Пойти на уступки и покорно сложить оружие было для них немыслимым делом – только священная война против предателей веры, которыми стали вдруг Саудиты, могла сохранить привычный им мир неизменным.
