В этот момент он понял, что обратно он выйдет или победителем, или побеждённым. Но только не сомневающимся. То, что случилось, должно было стать испытанием свыше, испытанием его веры. Допустит ли он сомнения в свою душу? Позволит ли он хоть на секунду усомниться в правильности выбранного им пути? Вера его была по-прежнему крепка, но горечь внезапной неудачи омрачила рассудок. Он что-то упустил из виду, с самого начала что-то пошло не так. Они должны были уже победить. Махди был рядом с ними, но бездна так и не поглотила войска неверных; земля не расступилась, чтобы покарать безбожных Саудитов. Вместо этого им самим пришлось спуститься под землю. После отчаянного сопротивления в коридорах мечети, под натиском правительственных войск, его люди были вынуждены спуститься вниз, в подземелья Кабу. Путь к отступлению тут же был отрезан, все выходы наружу перекрыты. Солдаты, эти слуги дьявола, взяли под прицел лестницы и двери, и готовы были в любую минуту двинуться вслед за отступающими врагами. Весь район Мечети был полностью оцеплен, ни одна живая душа не смогла бы выбраться из этого пекла. Но он и не собирался уходить. Растерянность уступила место озлобленной решимости. Как раненый зверь, загнанный в угол, он готовился дорого продать свою жизнь перед лицом неминуемой смерти.
Последний отряд спустился под землю, неся с собою раненых. Где же другие правоверные мусульмане? Почему они не пришли к ним на помощь? Разве не должно было вспыхнуть всеобщее восстание против безбожного дома Саудитов? В плохо освещённом коридоре Джухейман пристально вглядывался в хмурые лица людей. Многие из них наверняка задавались тем же самым вопросом, но не решались сказать о нём вслух. Человека, которого он искал, не было среди его соратников. Ни среди живых, ни среди мертвых…
– Где Махди? Где он?
– Мы не знаем. Он оставался в галерее. Он вёл себя, как настоящий герой, как истинный Махди. Один сдерживал с десяток солдат. Мы только видели, как он бросал гранаты в их сторону.
– Гранаты? Откуда он взял гранаты?
– Он подбирал брошенные гранаты и бросал их обратно. Всё вокруг было окутано дымом, трудно было что-то разглядеть. На какое-то время мы потеряли его из виду, потом мы слышали взрывы, крики раненых, и увидели, как кто-то упал на землю. Но мы уже были далеко от этого места и не смогли рассмотреть получше. Солдаты тут же открыли огонь, к ним подоспели бронетранспортёры, и нам пришлось отступить…
– Как вы могли бросить его и уйти? Проклятые! Вы, наверное, забыли, что давали ему клятву верности? Мы здесь для того, чтобы защитить его от рук дьявола! Что бы с ним ни случилось, он рассчитывал на вашу поддержку и подмогу! А вы бросили своего спасителя, своего Махди! Что теперь с нами будет? Что я скажу остальным?
– Мы пытались его удержать, но он нас не слушал. Может быть, он ещё вернётся…
– Как он вернётся? Все входы в Кабу закрыты! Наверху целая армия! Где Фейсал?
– Я здесь. И я должен сказать вам…
– Постой! Не говори пока ничего. Давай отойдём. Нам нужно поговорить наедине.
Они молча шли по тёмному коридору. Перестрелка на время затихла. В тишине подземелья их шаги гулко раздавались под низкими сводчатыми потолками. Луч фонаря выхватывал из темноты лица испуганных паломников, вынужденных искать здесь спасение от царящего наверху безумия. Они провели под землёй уже несколько дней без света и пропитания. В воздухе стоял тяжёлый запах гари, пороха и пота от множества немытых тел. Сладковато-приторный запах крови смешивался с резким запахом мочевины.
– Что бы ты ни хотел сказать, Фейсал, скажи это сначала мне.
– Я был там. Я видел, как взрывом разорвало его тело и куски плоти разбросало по всей галерее… Он был уже мёртв, когда я бросился к нему на помощь. Ты ошибался, Джухейман Утейби. С самого начала ты ошибался. Мохаммед Абдаллах был самым обычным человеком. Он не был Махди. Мы все совершили ошибку, поверив тебе. Теперь на тебе кровь невинных людей, кровь невинных мусульман! Что ты скажешь его сестре? Что ты скажешь остальным? Я знаю… Я всегда чувствовал это… Ты отправил его на верную смерть только для того, чтобы встать во главе этого восстания! Тебе нужен был только повод, чтобы смутить легковерных. Теперь я, кажется, понимаю – ты задумал эту войну ради исполнения своих тщеславных мечтаний! Ты же ничего не достиг в жизни. Даже в армии тебе не доверяли ничего более ответственного, чем крутить баранку на водовозе. А ты замыслил встать на одну ступень ближе к Богу, заслужить Его признание и одобрение – не слишком ли великая цель для такого неудачника, как ты? О чём ты думал, когда привёл сюда столько людей? Зачем ты внушил Мохаммеду Абдаллаху эти мысли? Он был ещё так молод и так безрассуден, этот юноша! Он ведь на самом деле тебе поверил! Он так в это поверил, что не побоялся бросить вызов самой смерти! Ну пусть он, молодой поэт, не знающий мудрости жизни, смог поддаться на твои уговоры… Но как я, в свои годы, мог быть настолько глуп, чтобы пойти за тобой?! Что за наваждение нашло на меня? Мне остаётся только молить Всевышнего о прощении и желать для себя быстрой смерти. А для тебя, Джухейман, лёгкой смерти точно не будет. Своим поступком ты разжёг пламя ада, в котором сам же и сгоришь!
В тёмных глазах Джухеймана сверкнули искры. На перекошенном от ярости лице промелькнула тень бессильной злобы. Он хотел что-то сказать в ответ, но слова, как тяжелые камни, застряли в горле, теснились в груди. Он не ожидал такого поворота событий, мир вокруг него вдруг начал стремительно рушиться и падать вниз. Ещё час назад его люди плечом к плечу стояли рядом со спасителем, рядом с избранным Махди, и ничто не могло поколебать их веру. А сейчас даже самый преданный и верный помощник обвинял его, Джухеймана, в преступлениях против Бога, против веры, на защиту которой он пришёл сюда, и ради которой он готов был пожертвовать своей жизнью! Слова Фейсала больно ранили душу, тяжело давили на сердце. Предатель… Как он мог усомниться? Джухейман неотрывно смотрел на Фейсала, его палец нервно дрожал на спусковом крючке. Фейсал, заметив направленный на него ствол автомата, спокойно сделал шаг вперед:
– Делай что хочешь. Ты можешь убить меня. Ибо я сам не смогу сделать это. Но знай – это больше не моя война! Я ухожу, чтобы найти спасение в молитве…
Джухейман опомнился от нахлынувшей на него ярости. Бушевавший в его глазах огонь погас. К нему снова вернулись самообладание и уверенность. Он опустил оружие и ровным, спокойным голосом произнёс:
– Не стоит тревожиться, Фейсал! Не говори так! Я вовсе не хочу для тебя зла. Ты ведь знаешь, что Махди жив. Ты сомневаешься лишь потому, что не видишь его среди нас. Но он обязательно вернётся! Не дай сомнениям взять над тобой верх! Дьявол пользуется твоей слабостью и внушает тебе эти мысли. Вернись к нам. Будь со мной. Сейчас, как никогда, мне нужна твоя помощь, мой друг и мой брат!
– Нет, Джухейман, тебе больше не удастся меня обмануть! Я больше не слушаю твои приказы. Оставь меня или убей. Я иду молиться. И вы сделайте то же, пока не поздно.
– Хорошо, Фейсал Мохаммед Фейсал! Раз это твой выбор, оставайся здесь. Но только прошу тебя – не говори ничего остальным. Они по-прежнему верны мне и готовы сражаться. Война – это огонь, в котором люди служат хворостом. Пусть это будет наша война, и когда мы победим – я обещаю тебе, мой друг, – я забуду про этот разговор из уважения к тебе и никогда не упрекну тебя за те слова, что ты сказал мне в гневе.
