В самом начале 1860-х он неоднократно публично выступал с идеей защиты христианской веры как таковой, не разделяя ее на католическую и протестантскую ветви, и призывая к диалогу христианских конфессий. Если среди католиков такие идеи нашли поддержку, то либералы и ортодоксальные протестанты отнеслись к ним весьма неоднозначно, восприняв призыв Гизо к единству христиан как желание слияния всех религиозных конфессий
[918]. Более того, многие пасторы и ряд протестантских изданий поспешили отречься от него
[919].
Такая реакция побудила Гизо публично выступить с разъяснением своей позиции, что он и сделал, опубликовав в конце 1861 г. работу под названием «Церковь и христианское общество в 1861 году». В этой работе он четко дал понять, что не выступает сторонником фузии, слияния католической и протестантской церквей, полагая, что «слияние различных христианских церквей и религиозное единство христиан не является возможным, поскольку оно не может быть ни истинным, ни продолжительным». Гизо объяснял невозможность фузии исходя из идеи свободы воли человека. Он писал, что «постоянный мир душ в рамках единой веры не заложен ни в природе, ни в предназначении человека. Человеческий род живет в трудах, в борьбе и в поисках истины, а не в состоянии спокойствия в недрах истины»
[920].
Понимая невозможность создания единой христианской церкви и вовсе не призывая к этому, Гизо ратовал за диалог между католиками и протестантами в условиях активной секуляризации общества, в котором набирали все большую популярность идеи атеизма. Именно «безбожие и неверие» Гизо считал главными врагами современного ему общества, и полагал, что католики и протестанты должны объединить свои усилия в борьбе с этим общим противником, поскольку, как писал Гизо, «если этот враг восторжествует, то все подвергнутся одному удару»
[921].
Гизо был противником эволюционной теории Чарлза Дарвина, по крайней мере, в том, что касалось происхождения жизни на Земле и происхождение самого человека. Гизо писал, что «человек не есть обезьяна, преобразованная и усовершенствованная путем темного брожения элементов природы в течение ряда веков; такое притязательное объяснение происхождения человеческого вида есть одна гипотеза, плод воображения…»
[922] Он допускал только одну версию происхождения человека – в результате акта творения
[923].
В то же время Гизо как историк и политик не говорит о Божественном авторитете как о первопричине мира. Для него сверхъестественное существует только в потенции, а не в действительности. В Боге заключен элемент вечности, в человеке – эволюция и изменчивость. Он писал: «В моем личном предназначении, как и в предназначении мира, я не вижу ни мотива, ни целей путей Божьих»
[924].
Итак, Гизо выступал не за соединение различных христианских конфессий в рамках одной церкви, а за их гармоничное взаимодействие, за взаимопомощь и поддержку. Такая же гармония, по его мнению, должна установиться в отношениях между церковью и государством.
Гизо не оспаривал идею необходимости отделения церкви от государства, полагая, что гражданское общество и церковь должны быть «глубоко разделенными, чтобы не иметь возможности подавлять друг друга». В то же время церковь и государство в целях достижения «взаимного счастья и блага» должны, по его убеждению, взаимодействовать друг с другом, чего, к его глубокому сожалению, он не наблюдал в современной ему Франции
[925].
Эти же взгляды Гизо развивал в статье «О религии в современных обществах» (февраль 1863). Он отмечал, что между религией и политикой должны установиться согласие и гармония, поскольку они «призваны действовать на одной и той же почве… и для достижения одного и того же результата…», что религия должна разрешить фундаментальные проблемы человеческого бытия и его индивидуального предназначения. По мнению Гизо, «политика, игнорирующая эти факторы… является бесплодной, не понимает духовных потребностей человека и не может руководить им в трудные времена»
[926].
С другой стороны, продолжает Гизо, земная жизнь человека – это не юдоль скорби и страданий, а общество вовсе не является сценой, на которой разворачивается человеческая трагедия. Земля – это предопределенное Богом первое отечество человека, а общество – это естественная среда обитания человека, созданная для него Богом. Земной мир и общественная жизнь, по мысли Гизо, не исчерпывают всего предназначения человека, но именно в этом мире человек рождается и живет. Поэтому человек должен содействовать совершенствованию общественной жизни, содействовать «открыто и прилежно, каковы бы ни были формы организации общества и трудности этой миссии»
[927]. Как видим, в этом подходе отчетливо прослеживаются кальвинистские идеи «мирского призвания» человека. Можно сказать, что эти идеи, сформулированные Гизо, предшествовали появлению трудов Макса Вебера, посвященные протестантской этике.
Итак, Гизо настаивал на мирном сосуществовании, на взаимодействии общества и религии. Причем он отстаивал идею неразрывной связи христианства и свободы. Более того, он полагал, что просвещение и свобода являются необходимыми условиями для развития религии. Современное общество с Декларацией прав человека и гражданина, с представительным правлением, подтвержденным Хартией 1814 г. и упроченным в 1830 г., по мнению Гизо, защищает религию от нее самой
[928].
Франция – страна католическая. Следовательно, Гизо имел в виду прежде всего католическую церковь, настаивая на ее взаимодействии с государством. Моральная, а следовательно, и социальная польза католицизма у Гизо не подвергается никакому сомнению, поскольку религия, по его мнению, одновременно является как условием общественного развития, так и средством сохранения традиций, преемственности. Конечно, Гизо стоит в стороне от утилитаристских концепций религии, но в то же время подчеркивает ее универсальный характер: она одна говорит одинаковым языком со всеми индивидами и классами общества, отсюда и ее существенная роль в системе образования, особенно начального.
