В эти годы протестант Гизо очень много рассуждал о сущности католицизма, подчеркивая его неразрывную связь с современной Европой, и отмечая, что они «зародились в одной колыбели».
Французская цивилизация, по его мнению, имела в своей основе религиозную матрицу; современная Франция, сопротивляясь нашествию атеизма и рационализма, рехристианизируется, допускает, что католицизм должен совершенствоваться, а протестантизм должен занимать в этом процессе обновления свое историческое место, оставаясь в меньшинстве. Даже в политической деятельности, по мнению Л. Теиса, Гизо не испытывал никакого смущения, поддерживая католиков, когда, как ему казалось, это соответствовало национальным интересам Франции
[929]. Эти идеи вызвали разочарование у его единомышленников, возмущавшихся, например, тем, что в 1842 г. он поддержал французскую католическую миссию на Таити в ущерб английской протестантской миссии, а пять лет спустя, в Швейцарии, встал на сторону католических кантонов.
В 1850-е во Франции набирало силу движение либерального католицизма, с некоторыми из руководителей которого, в частности графом Шарлем де Монталамбером, герцогом А. де Вроем, Гизо был тесно связан. Он сближается с позицией либеральных католиков и ратует за унионизм в религии. Гизо писал: «Христианин, протестант и либерал, я испытываю к этим пионерам христианской свободы в католической церкви чувство глубокой признательности»
[930]. Дружба между Гизо и Монталамбером зародилась в 1852 г., после принятия последнего во Французскую академию, членом которой являлся и Гизо. Гизо писал ему: «Я искренно желаю, от всего сердца, прогресса католической церкви!.. Я хочу, чтобы Франция вновь стала католической, чтобы быть христианской… По-моему, острая борьба сейчас происходит не между католической и протестантской церквями. Франция не станет никогда протестантской… Оставайтесь христианами. Ни от Вас, ни от кого другого я не прошу ничего больше…»
[931]. Как видим, в середине XIX века Гизо настаивал на необходимости либеральной эволюции католицизма.
Это стало причиной того, что Гизо неоднократно обвиняли в отступничестве от протестантизма и в содействии католикам. Сам он писал о своей вере: «Я являюсь протестантом по убеждению и по происхождению. Я испытываю истинные симпатии ко всем христианам. Жизненный опыт и изучение истории укрепили мою веру в религию, в которой я был рожден»
[932].
Жизненным и мировоззренческим кредо Гизо являлась идея компромисса и золотой середины. Это было характерно как для его политических пристрастий, так и для религиозных убеждений.
В области научной методологии работы Гизо стали колыбелью атеизма и социологии, хотя он отнюдь не был атеистом, да и к позитивизму Конта относился неоднозначно. Гизо лично знал Огюста Конта, с 1824 по 1830 г. несколько раз беседовал с ним и, по его словам, был поражен «возвышенностью мыслей и твердостью духа» философа
[933]. Гизо подчеркивал, что Конт был человеком «простым, честным, убежденным в правоте своего дела, верным своим идеям, но в то же время, гордым и надменным, уверенным в том, что открыл новую эру в науке»
[934]. Как образно заметил Гизо, «христианская религия имела своих апостолов и миссионеров, говоривших от имени Бога. Конт же был апостолом и миссионером своей собственной веры»
[935]. В значительной степени, Гизо был прав: позитивизм Конта надолго станет ведущим методологическим направлением.
В сфере религиозных вопросов Гизо не создал такой же строгой и стройной концепции, как в области общественного, исторического и политического развития. Не получив теологического образования, он развивал в своих работах, посвященных религии, идеи, порой ставившие в тупик многих его друзей, и вызывавшие живую критику у части его противников, как вне, так и внутри протестантизма. Его упрекали в желании реализовать сомнительный синтез католицизма и протестантизма, в выдумывании персональной религии, «начисто лишенной основания»
[936].
Конечно, определенная доля утопизма и прекраснодушия во взглядах Гизо присутствует. Осознавая нравственную важность религии в жизни общества, он опасался волны антиклерикализма и атеизма, захлестнувшей Францию. Протестант, он высоко оценивал важность католической церкви в процессе становления централизованного государства во Франции. Гизо считал, что церковь должна быть отделена от государства, но между этими институтами должны установиться отношения партнерства и сотрудничества, мирного сосуществования.
Франко-прусская война. Последние годы
Гизо, после 1848 г. уже двадцать лет как не занимавшийся политикой, за политической ситуацией во Франции и за ее пределами наблюдал очень пристально. В сентябре 1868 г. он написал книгу «Франция и Пруссия ответственны перед Европой». В этой работе Гизо больше ставит вопросов, нежели дает ответов, рассуждая о том, как в ближайшее время будут развиваться франко-прусские отношения. Именно противоречия между Францией и Пруссией он с полным основанием считал важнейшими в Европе в эти годы, после прусско-датской и особенно прусско-австрийских войн. И от того, окажутся ли Франция и Пруссия в состоянии войны, зависит, по его мнению, не только судьба собственно Франции и Пруссии, но и будущее всей Европы, поскольку война, если она произойдет, приведет к кардинальной перемене конфигурации сил в Европе. Именно поэтому Гизо и говорил, что Франция и Пруссия ответственны перед Европой: ее судьба находилась в руках французских и прусских политиков. Гизо даже называет состояние отношений между двумя странами дуэлью, и, соответственно, главную ответственность за исход этой дуэли возлагает на императора Наполеона III и канцлера Отто фон Бисмарка.
Гизо весьма высоко оценивал политические качества Наполеона III. По его мнению, Наполеон III удовлетворил свои воинственные амбиции двумя «правильными и блестящими войнами», в Крыму и Италии, втянув, правда, Францию в «химеричную и несчастную» войну в Мексике. «Этого мне кажется достаточным, чтобы рассчитаться с долгом по отношению к имени и достижениям Наполеона I»
[937]. Однако, спустя два года, как известно, искушенный в тонкостях дипломатии Бисмарк спровоцирует Францию на объявление войны Пруссии.
