Гизо не во всем одобряет Наполеона III. Оценивая расстановку сил, сформировавшуюся в Европе к концу 1860-х, он подчеркивал, что европейские державы, в том числе Франция и лично император Наполеон III, были сами виноваты в усилении Пруссии: они не препятствовали ей в войнах с Данией и Австрией
[938]. Франция, по словам Гизо, спокойно наблюдала за стремительным усилением Пруссии под властью Бисмарка: «Не надо повторять очевидное: усиление Пруссии и ее безусловное доминирование в германских землях является для Франции очень важным»
[939]. Как справедливо отмечал П. П. Черкасов, Наполеон III был обуреваем сомнениями – какую выгоду можно извлечь из австро-прусского конфликта для Франции? Отсюда его постоянные метания и переговоры то с Берлином, то с Веной, то с Флоренцией. В итоге, смутно ощущая нараставшую угрозу со стороны Пруссии, Наполеон III тем не менее не решился поддержать австрийского императора Франца-Иосифа, о чем впоследствии горько сожалел. Более того, он позволил своему младшему партнеру, Виктору-Эммануилу, принять предложение Вильгельма о военном союзе против Австрии. Император французов просчитался и в отношении боеспособности австрийцев, полагая, что война примет затяжной характер и ослабит обе стороны. Как отмечает П.П. Черкасов, «Наполеон надеялся, что в нужный момент он появится во главе армии на левом берегу Рейна и продиктует Вильгельму свои условия об “исправлении” границы»
[940].
Что касается Бисмарка, то его военные успехи Гизо сравнивал с успехами Наполеона I, имея в виду победу прусской армии в битве при Садовой: «Со времен свержения императора Наполеона Европа не видела ничего более дерзкого, чем война Пруссии против Австрии в 1866 г., ни одного такого же быстрого и окончательного результата, как в битве при Садовой»
[941].
Гизо лично не был знаком с Бисмарком, но много беседовал с людьми, знавшими его. Он приводит следующее высказывание о Бисмарке: «Есть только один честолюбец и храбрец в Европе – это господин Бисмарк». «Я не смог бы выразиться точнее», – отметил Гизо
[942]. Он так оценивал роль Бисмарка в деле грядущего объединения Германии: «Возбужденный, я не хочу сказать, опьяненный, своими успехами в датском вопросе, г-н Бисмарк разбудил и вывел на сцену великий немецкий вопрос; он приступил к завоеванию Пруссией доминирующего места в Германском союзе, к которому она так долго стремилась»
[943].
С одной стороны, Гизо выражал уверенность, что у Бисмарка и Наполеона III хватит мудрости не доводить противостояние до открытого конфликта; с другой стороны, он отмечал, что Европа была уже пропитана идеей грядущей войны: «Странным и, однако, естественным делом является доминирующий характер нашей политической ситуации. Среди глубокого материального спокойствия упорное беспокойство владеет душами и нарушает ход дел. Будет у нас мир или война? Разговоры и мысли беспрестанно крутятся вокруг этого вопроса»
[944].
Но Гизо остается оптимистом, уповая на мудрость Бисмарка: «Я не знаю, каким он будет в будущем: очевидно, это натура пылкая, смелая, амбициозная, темпераментная; но с тех пор, как он находится у власти, он показал себя способным к сдержанности, осторожности и терпению. Я склонен верить, что он понимает, что сегодня для него самого и для его страны настало время развивать то, что уже достигнуто, и что он не бросится необдуманно в новые авантюры». Гизо надеялся, что с созданием в начале 1867 г. Северогерманского союза амбиции Пруссии и лично Бисмарка, получившего должность канцлера, будут удовлетворены. В заключение Гизо делал такой вывод: «Я вовсе не вижу, что военные страсти и сама возможность войны преобладают; повсюду я вижу преобладание настроений, интересов и желания мира»
[945]. В то же время искренне надеясь на сохранение мира, Гизо считал, что Франция должна укреплять свой военный потенциал.
Однако Бисмарк оказался гораздо амбициознее в своих желаниях, спровоцировав Францию на войну с Пруссией, а Наполеон III, заявлявший, что империя – это мир
[946], 19 июля 1870 г. объявил Пруссии войну. Надежды Гизо на мир рассеялись, равно как и шапко-закидательские настроения французов и их уверенность в быстрой и легкой победе. Война, на которую правящие круги решились с легким сердцем, обернулась для империи катастрофой.
Начало войны Гизо встретил в Валь-Рише. Известия о поражениях Франции подкосили его физические силы. В то же время триумф Пруссии и ее притязания на Эльзас и Лотарингию придали ему сил, он снова взялся за перо. Его идея заключалась в том, чтобы нейтральные державы, прежде всего Великобритания, использовали бы свое дипломатическое влияние в целях ведения переговоров и заключения мира на условиях, приемлемых для чести и безопасности Франции. Он пишет письма своим английским друзьям.
Письмо, адресованное мисс Мартин, должно было быть доведено до сведения министров; письмо, написанное Самюэлю Вильберфорсу, епископу Винчестерскому, было опубликовано. «Будущее Европы зависит от выбора, который предстоит сделать. Речь идет не о ближайшем будущем, а о будущем, может быть, столетия». Гизо хотел убедить своих адресатов в способности Франции к сопротивлению
[947]. Относительно Эльзаса и Лотарингии он отмечал: «Разве эти провинции не являлись, на протяжении двух веков, полностью присоединенными к Франции и признанными французскими всеми договорами..?»
[948].
2 сентября 1870 г. французская армия во главе с маршалом Мак-Магоном под Седаном сдалась на милость победителя. Вместе с войсками в плену оказался и Наполеон III. 4 сентября в Париже было сформировано новое правительство – правительство «национальной обороны». Вечером того же дня оно объявило о роспуске Законодательного собрания и о предстоящих выборах в учредительное собрание. В тронном зале Тюильрийского дворца Франция была провозглашена республикой.
18 сентября министр иностранных дел правительства «национальной обороны» Жюль Фавр встретился с Бисмарком, который изложил ему свои условия мира: отказ Франции от Эльзаса, сдача крепостей Страсбург и Туль, оккупация немецкими войсками одного из парижских фортов – Мон-Валерьен.
Признать столь тяжкие условия перемирия значило дискредитировать республику. В сложившихся обстоятельствах республиканское правительство было обречено продолжать войну. Все попытки французских войск прорваться к столице успеха не имели. Капитуляция Меца 27 октября и сдача противнику Орлеана 4 декабря довершили военное поражение Франции.
