Заслуга королевской власти, по мнению Гизо, заключается в том, что она вносит в правительство одновременно действие, развитие, и в то же время постоянство. Он настаивал на необходимости сильной королевской власти; только тогда она сможет соответствовать своему предназначению и будет способствовать осуществлению задач, стоящих перед страной
[198]. Гизо с сожалением отмечал, что в современном ему обществе, в 1840-е, во Франции наблюдалась тенденция к ослаблению королевской власти, точнее, двух ее элементов: непосредственно королевской власти и администрации
[199].
Гизо подчеркивал важную роль администрации на протяжении всей французской истории и особенно со времени Революции конца XVIII в., когда именно администрация была «принципом и залогом национального единства, общественного порядка, прогресса в развитии цивилизации». Именно благодаря централизации, по мнению Гизо, Франция стала «единой и управляемой»
[200].
Гизо полагал, что при представительном правлении было необходимо ослабление централизации и создание более сильной местной власти. По его мнению, «начиная с 1830 года французское законодательство пыталось уменьшить централизацию, то путем введения избирательного принципа в местную администрацию, то отправлением большого числа дел местным властям…»
[201]. В то же время Гизо подчеркивал, что процесс децентрализации является очень сложным и длительным, как «переход от абсолютной монархии к свободному правительству и как переход от правительства революционного к правительству стабильному»
[202]. Он отмечал, что Наполеону пришлось приложить массу усилий, чтобы разрушить во Франции революционную администрацию и создать администрацию имперскую. Гизо делал следующий вывод: с пороками централизации нужно бороться, но только при условии, что не будет разрушено то, «что составляет единство французского общества и французского правительства»
[203].
Определяя функции правительства, Гизо, как и в годы Реставрации, полагал, что обязанность министров – доводить до сведения короля мнения о политике, которую они считают нужной и возможной осуществлять в парламенте. Задача министров заключается в поддержании согласия между различными ветвями власти, в недопущении преобладания одной власти над другой: «…они не должны возвышать королевскую власть над палатами, или палаты над королевской властью. Соединять их, напротив, одной мыслью и одинаковым образом действия, – вот в чем состоит конституционное правительство: в разделении властей, в системе сдержек и противовесов»
[204]. В отличие от 1816 г., теперь Гизо настаивал именно на разделении властей, на системе сдержек и противовесов, и в то же время на гармоничном взаимодействии всех ветвей власти: «Все власти должны действовать твердо и в полную силу, согласно своей роли и своим пределам». Ослабление же «одной из ветвей власти приведет к тому, что будет ослаблена и потрясена государственная система в целом»
[205].
Итак, Гизо настаивал на гармоничном взаимодействии трех ветвей власти, на участии парламента в формировании министерства. Однако, как справедливо отмечал французский исследователь Ж. К. Карон, на практике Гизо требовал абсолютного повиновения министров, выбиравшихся не столько по способностям, сколько по покорности, и осуществлял тесный контроль за действиями чиновников как в провинции, так и в Париже
[206].
По мнению Гизо, основной чертой правильного министерства является его гомогенность и необходимое большинство в палатах. По мнению французского историка Ф. Понтея, в годы Июльской монархии, как раз наоборот, министерские кабинеты являлись гетерогенными, поскольку не было ни одной группировки, которая могла бы управлять в одиночестве. Министры заседали в Палате депутатов, но, как главы министерских департаментов, они считались чиновниками; они назначались королем и получали жалованье.
Социальная философия Гизо
Вопросы о взаимоотношениях государства и общества, о том, к чему общество и государство вправе обязывать человека, и что он вправе требовать от государства и общества, всегда были объектом пристального изучения либеральной философии. Для постнаполеоновской Франции эти проблемы были особенно актуальными: либеральные принципы, провозглашенные в годы революции конца XVIII века, и начавшиеся реализовываться в годы нахождения у власти либеральных конституционалистов – фельянов, а потом жирондистов, были свернуты в годы якобинской диктатуры и в период правления Наполеона I, который сохранил основные социально-экономические завоевания революции, но в политической сфере установил режим жесткой власти, не подразумевающей диалога между государством и обществом. В годы Июльской монархии либералы-орлеанисты получили возможность практической реализации своих идей.
В либеральной гносеологии именно человек является носителем основных знаний, от которых зависит процветание или деградация общества. Если в наполеоновское время во главу угла ставились, прежде всего, общегосударственные интересы, идея «величия Франции», а права и свободы отдельного человека задвигались на второй план, то в годы Июльской монархии орлеанисты предприняли попытку «индивидуализировать» свою политику. Однако им не удалось в значительной мере отойти от «коллективистской идеологии», в основе которой – желания, интересы, воля государства, класса, коллектива. И если Наполеон Бонапарт представлял себя «отцом французов», то либералы-орлеанисты значительно сузили свои патерналистские функции до выразителя интересов так называемого «среднего класса», который, правда, они трактовали как весьма широкую социальную категорию.
В настоящее время к среднему классу (Middle class) в странах Запада относится подавляющее большинство населения. Лингвострановедческий словарь «Американа» дает следующее определение «среднего класса»: это «лица умственного труда, работающие по найму и получающие достаточно высокую заработную плату, а также дивиденды с вложенного капитала, что позволяет им владеть современным домом, оплачивать учебу детей в колледже или университете, а также пользоваться социальными гарантиями, которые предоставляет участие в коммерческих пенсионных, медицинских и иных страховых фондах. К этой социальной категории относятся и те квалифицированные рабочие, зарплата которых – часто выше средней – позволяет им пользоваться перечисленными преимуществами»
[207].
