Гизо был убежден в необходимости теснейшей взаимосвязи социальных вопросов с проблемами воспитания и образования: «…Невежество народа является источником многих бед, от которых страдает нация… Образование, если оно хорошее, – это сразу добродетель индивидуального и коллективного прогресса, даже если человек, пользующийся его плодами, не испытывает еще потребности в нем… Не опасайтесь, что массы неистово попросят вас обучить их, поднять выше того морального и интеллектуального уровня, на котором они находятся. Они не ведают этой потребности; надо развить ее в них, чтобы они получали от этого удовлетворение…»
[369].
Если система образования должна быть аналогом социальной системы, то встает вопрос о социальном неравенстве, существующем в обществе. Применительно к образованию Гизо подчеркивал, что дети рождаются с очень разными способностями, склонностями и задатками, что накладывает отпечаток на организацию воспитания и обучения. Образование носит иерархический характер: дети представителей беднейшей части населения получают только элементарные навыки счета, письма; так называемое «трудолюбивое население» городов может отправить своих детей в высшие начальные школы, где они приобретут профессиональные знания; для детей из среднего класса, то есть из семей крупной буржуазии, созданы средние учебные заведения, дающие либо традиционное, классическое образование, либо образование, необходимое для занятий торгово-промышленной деятельностью. Высшая школа дает профессиональное образование. Как отмечал Ребуль, такая система предполагала наличие нескольких степеней, скорее параллельных, нежели последовательных
[370].
С 1829 по 1847 гг. объем средств, выделявшихся из бюджета на нужды народного просвещения, увеличился в 2,7 раза (с 7 292 000 франков до 19 269 438 франков)
[371]. При этом основные средства шли на развитие начального образования: в 1829 г. на начальное образование было выделено 99 677 франков, на среднее – 1 809 498; в 1832 г. на начальное – 1 056 400 франков, на среднее – 1 737 481; в 1834 г. – 1 568 796 – на начальное, 1 738 701 – на среднее; в 1835 г. – 4 921 356 и 1 639 414 франков соответственно
[372].
Княгиня Ливен
15 февраля 1837 г. у Гизо скоропостижно скончался от воспаления легких 21-летний сын Франсуа. После смерти сына у Гизо осталось трое детей: старшей дочери Генриэтте на тот момент было восемь лет, Полине – шесть, Гийому – четыре.
Вернувшись на улицу ля Виль-Эвек после погребения Франсуа, Гизо бросился на постель своей дочери Генриэтты, прошептав: «У меня есть только ты»
[373]. Сорок пять лет спустя она вспоминала об этом, как будто это произошло только вчера. Гизо, несомненно, принимал участие в воспитании и обучении своих детей, однако именно жёны, сначала Полина, потом Элиза, выполняли все материнские заботы. Вторично овдовев, и особенно после смерти Франсуа, Гизо все хлопоты переложил на плечи 72-летней матери.
Гизо занялся обустройством Валь-Рише, поместья, находящегося в департаменте Кальвадос, в Нормандии, купленного им в 1836 г. Он хотел быть поближе к избирателям, а заодно дать детям возможность дышать свежим воздухом и бывать на море: Трувиль тогда становился модным местом. В 1831 г. здесь же Гизо впервые увидел море. Но для Гизо поместье значило гораздо больше. Как уже отмечалось, в годы Июльской монархии обладание землей определяло социальный статус человека. Большинство его коллег и друзей были земельными собственниками: у некоторых, как у Броя и Баранта, были родовые замки; Моле имел поместье в Шамплантре; Сент-Олер – в Этиоле. Помимо самого аббатства, Гизо стал владельцем семидесяти пяти гектаров лугов и обрабатываемых земель, а также ста гектаров леса. За все это Гизо уплатил немалую сумму -85 тыс. франков, что по нынешнему курсу соответствует примерно 350 тыс. евро, однако доходы от поместья незначительны: в год оно приносило от 2500 до 3000 франков
[374].
Гизо планировал, что его сын Франсуа станет управляющим Валь-Рише, но ему пришлось восстанавливать усадьбу самому Гизо очень полюбил это полуразрушенное старинное аббатство XII века, окруженное вековыми деревьями. Гизо его восстановил; здесь он жил с конца июня, после окончания парламентской сессии, и до ее открытия в начале ноября. Валь-Рише после обустройства стало местом, где обосновалась его семья. Отец занимался всем, что касалось детей: «Завтра я везу моих девочек к Казн, к их провинциальному дантисту. Им нужно удалить по два молочных зуба. Нет возможности ждать возвращения в Париж. Новые зубки сзади давят. Это путешествие меня немного беспокоит. Но я их мать»
[375]. Он серьезно беспокоился об их здоровье, особенно того, что касалось простуды и кашля, зная о тяжелой наследственности. Летом он возил своих детей на море в Трувиль, тогда эта мода только начала развиваться, внимательно следил за питанием детей. Он считал, что в рационе должно преобладать мясо. Он писал матери из Лондона в 1840 г.: «Чем больше я за ними наблюдаю, тем больше я убеждаюсь, что сила, несомненно, превосходящая, англичан проистекает от того, что они обычно питаются превосходным мясом». Соответственно, он рекомендовал матери: «Давайте хорошие куски говядины, телятины и баранины. Это они любят больше всего»
[376]. Наполнив желудок, можно было приступить к занятиям: «Досуг, движение, свобода – вот о чем надо беспокоиться. Свобода заключается не в том, чтобы дети были предоставлены сами себе. Даже просто присутствие взрослого в моменты их детских развлечений лишает их разболтанности, воодушевляет их, что для них так хорошо»
[377]. Не склонный вмешиваться в игры детей, Гизо вместе с детьми работал в саду, кормил уток и лебедей, собирал клубнику, разгадывал шарады или играл в настольные игры. «Мне доставляет удовольствие видеть моих детей счастливыми»
[378]. Но самым важным моментом было чтение, глубоко проникавшее в сердце и душу детей, а потом и внуков. Чтение об охоте на тигров в Индии, романы Вальтера Скотта – голос, интонация, жесты Гизо, его комментарии были потрясающими: «Вы не можете представить себе, в какое экзальтированное состояние приходили мои дети. Они подскакивали на стульях, они грезили всю ночь… Я тщательно подбирал, что им почитать. Я избегал того, что могло слишком возбудить их неокрепшие нервы»
[379].
Обустраивая Валь-Рише, Гизо не забывал и о своих избирателях. В 1831 г. он добился выделения 16 тыс. франков на строительство новых рынков в Лизье; 7 тыс. франков были выделены в следующем году на больницы; 5 тыс. франков округ получил в качестве помощи во время эпидемии холеры в мае 1832 г.; 3 тыс. франков были выделены в том же году на строительство ланкастерской школы; 3 тыс. томов книг были переданы муниципальной библиотеке. Гизо содействовал созданию в Лизье Музея изящных искусств, который представил свою первую экспозицию в 1838 г. Благодаря его содействию в 1845 г. был принят план строительства железной дороги Париж – Шербур через Лизье. На поезде этот путь занимал шесть часов, в то время как на дилижансе – шестнадцать
[380].
