* * *
В это сложное время в жизни Гизо произошла судьбоносная встреча. Она на двадцать лет определит его дальнейшую личную жизнь и во многих отношениях повлияет на развитие его политической карьеры. Первой такой судьбоносной встречей можно считать знакомство с Полиной де Мелан, его первой женой, которая ввела никому не известного начинающего литератора в высшее столичное общество. Вторая встреча случилась тоже с женщиной, русской подданной княгиней Дарьей Христофоровной Ливен
[381]. Во многом благодаря этой встрече Гизо превратился в настоящего политика, имевшего для своей деятельности не только парламентскую трибуну, но и политический салон – пространство, необходимое для достижения политических успехов.
Этот союз, длившийся двадцать лет, был и странным, и взаимовыгодным. Княгиня Ливен, супруга князя Христофора Андреевича Ливена, на протяжении двадцати двух лет, с 1812 по 1834 гг., занимавшего пост посла Российской империи в Англии. Родная сестра Александра Христофоровича Бенкендорфа, шефа Третьего отделения, любимца императора Николая I. Женщина, за которой закрепилась слава интриганки, которую уважали и боялись сильные мира сего, которой приписывали многочисленные романы и увлечения. Действительно, Дарья Христофоровна была незаурядной женщиной; по отзывам современников, именно она, а не ее супруг, была настоящим послом, точнее, посланницей в Лондоне. Министр иностранных дел Карл Васильевич Нессельроде вступил с ней в частную переписку и шутил, что у него было два посла в Лондоне. Она была в доверительных отношениях с английским королем Георгом IV, с ведущими английскими политиками, такими как лорд Чарльз Грей, автор знаменитой парламентской реформы 1832 г., с Дж.-Г. Абердином, что будет особенно важным в 1840-е гг. Что касается ее «романов», то самым известным и самым продолжительным, хотя, большей частью, по переписке, был роман с «кучером Европы» австрийским канцлером Клеменсом фон Меттернихом. Об этом романе историки ведут дискуссии до сих пор, споря, прежде всего, по вопросу о том, австрийская или российская сторона была инициатором этих «романтических отношений», и чего в этом романе было больше, любви или политики. В 1834 г. князь Ливен был отозван со своего дипломатического поста и супруги вернулись в Петербург. Христофор Андреевич получил высокое назначение на должность воспитателя наследника престола, цесаревича Александра. Дарья Христофоровна, как фрейлина Ее Императорского Величества, стала обучать наследника манерам и обхождению в свете. Однако очень скоро однообразная жизнь в Царском Селе наскучила княгине, привыкшей к насыщенной политическими событиями и интригами европейской жизни. За годы пребывания в Лондоне она стала западным по духу и стилю жизни человеком. Она не могла долго оставаться в России. Страшное несчастье ускорило ее отъезд: в 1835 г. за один месяц она потеряла двух своих сыновей, Артура и Георгия, которые умерли от скарлатины в Дерите, где обучались в университете. Под предлогом восстановления своих физических и душевных сил княгиня отправляется на лечение в Баден, а осенью 1835 г. обосновалась в Париже, не приняв еще окончательного решения и не имея императорского разрешения на длительное пребывание за границей.
Всего за два года пребывания в Париже княгиня создала себе солидное положение. Она тщательно скрывала свои материальные и душевные заботы от всех, кроме одного человека, которому она вскоре привыкла говорить все. Этим человеком стал для нее Франсуа Гизо. Их многолетней дружбе было суждено сыграть существенную роль в определенной стабилизации непростых русско-французских отношений в годы Июльской монархии.
По словам самого Гизо, они познакомились на обеде у его друга и коллеги герцога де Броя вскоре после приезда княгини в Париж. Герцогиня де Брой, приглашая Гизо, доверительно сообщила ему: «Среди нашего очень узкого круга будет персона очень изысканная и очень несчастная, княгиня Ливен. Она только что потеряла двух своих сыновей. Повсюду в Европе она искала забвения, но нигде его не нашла. Может быть, беседа с вами доставит ей удовольствие»
[382]. Как вспоминал Гизо, он «был поражен печальной торжественностью ее лица и ее манер; ей было пятьдесят лет; она была в глубоком трауре, который никогда не снимала; она начинала разговор и вдруг его прекращала, будто оказываясь каждое мгновение во власти мысли, от бремени которой она пыталась освободиться»
[383]. Первое время они виделись изредка, но постепенно между ними возникли искренние дружеские отношения, которые не прерывались до самой смерти княгини.
Что сблизило французского министра и княгиню Ливен? Сами они объясняли свой роман тем, что оба в недавнем прошлом пережили тяжкие утраты. Княгиня, как отмечалось выше, потеряла двух сыновей.
На следующий день после смерти сына княгиня написала Гизо письмо с соболезнованиями: «Среди всех свидетельств соболезнования, которые Вы получили в связи с постигшим Вас несчастьем, простите мне мое тщеславие надеяться, что мои воспоминания что-то значат для Вас? Я дорого заплатила за право понять, как никто другой Вашу боль… Подумайте обо мне, в сто крат более несчастной, чем Вы, поскольку по прошествии двух лет я также страдаю, как в первый день, и однако Бог ниспослал мне сил вынести этот ужасный приговор. Я сожалею, что у меня есть лишь право выразить Вам в письменном виде мое самое живое, самое нежное участие и, позвольте мне добавить, мою самую искреннюю дружбу»
[384].
Этот странный союз можно было считать взаимовыгодным. Гизо подарил княгине свое присутствие и поддержку. Княгиня, со своей стороны, предоставила Гизо свой салон – пространство, игравшее в светской географии Парижа весьма важную роль. При Июльской монархии все значительные политические лидеры принимали в своем салоне гостей, в число которых входили не только светские знакомые, но и должностные лица. Гизо использовал для этой цели салон княгини Ливен, делившийся на две части: в одной половине, именуемой «большой гостиной», восседала на канапе княгиня в окружении своих приверженцев; в другой, называемой «малым кружком», беседовали перед камином пять-шесть дипломатов или депутатов; сам Гизо присоединялся попеременно то к завсегдатаям «большой гостиной», то к членам «малого кружка». В салоне княгини Ливен Гизо удалось превратить свой политический успех в успех светский
[385].
Для политика той поры эти две составляющие успеха были взаимосвязанными. Адольф Тьер, например, так и не смог дополнить свой политический успех успехом светским: его жена и ее мать не смогли стать подлинными хозяйками светского салона. Для Гизо салон Ливен был весьма важен, особенно с учетом того, что сам он в быту был очень скромен и к традиционным светским увлечениям относился более чем прохладно. Гизо не был меломаном, хотя любил Россини, и не часто посещал Оперу. Он не был и частым посетителем театров; пьесы он предпочитал читать и многие знал наизусть. Он не любил путешествовать. Кроме Женевы, где прошло его детство, и Англии, где он занимал посольскую должность, потом совершал короткие протокольные визиты и куда бежал в 1848 г., за шестьдесят лет своей взрослой жизни он лишь десять дней 1850 г. провел на водах в Эмсе, где лечилась княгиня Ливен; на одну неделю он приезжал к ней в Брюссель в 1854 г.
[386]
