Отношения Гизо и княгини Ливен развивались в рамках салонной общежительности: влюбленные встречаются ежедневно, но не ведут совместную жизнь; точнее, их совместная жизнь ограничена пределами света. Связь Гизо с княгиней развивалась по образцу, унаследованному от XVIII века: дама исполняла роль хозяйки салона, в котором царил великий человек – ее любовник. На эту же модель ориентировались при Июльской монархии и некоторые другие пары: графиня де Кастеллан и Моле, графиня де Буань и Пакье и самые прославленные любовники – г-жа Рекамье и Шатобриан. В отличие от пар, связанных узами законного брака, эти незаконные пары не были обязаны передавать потомкам имя и состояние, однако они исполняли очень важную социальную функцию: поддерживали, прославляли и, участвуя в политической жизни и покровительстве искусствам, передавали следующим поколениям представление о превосходстве выдающегося ума.
Салон княгини посещали столько же ради Гизо, сколько ради нее самой. Но близкие люди являлись к ней только в известный час; они знали, что Ливен и Гизо, когда он был в Париже, обязательно виделись дважды в день. Виктор Гюго писал об их отношениях: «Г-н Гизо каждый день выходит прогуляться после завтрака в 12 часов и всякий раз отправляется на улицу Сен-Флорантен посидеть часок-другой у княгини Ливен. Вечером он опять возвращается туда же и, за исключением каких-нибудь официальных случаев, проводит у нее все вечера»
[387].
Эти совместные часы Гизо и Ливен хотели проводить без докучливых посетителей. Для княгини, уделявшей огромное внимание этикету, это было очень важно. Поскольку под политикой она понимала дипломатию, неудивительно, что она придавала такое огромное значение этикету и безупречным манерам. Иметь хорошие манеры – это опасаться фамильярности, сохранять дистанцию при общении с посторонними. Время, когда Гизо приезжал, было известно, и все спешили удалиться к этому часу. Сам он также, судя по всему, тщательно следил за тем, чтобы не путать ее дом со своим собственным. Министр писал княгине 24 апреля 1841 г.: «Вчера я ушел скрепя сердце, только из чувства долга, чтобы никто не подумал, будто я чувствую себя у Вас, как у себя дома, и засиживаюсь позже других»
[388]. Правда, есть свидетельства, что далеко не всегда Гизо удавалось во всем следовать этикету. В литературе, посвященной Ливен, часто упоминается эпизод, связанный с Проспером Мерные, якобы умышленно возвратившимся по окончании вечера в гостиную княгини и увидевшего, что Гизо уходить вовсе не собирался и даже снял свою большую ленту
[389].
С 1837 по 1857 г. Гизо и Ливен обменялись 5 245 письмами, которые можно рассматривать как памятник политической, дипломатической и сентиментальной истории. Общий объем переписки составляет приблизительно 20 000 страниц книжного формата
[390]. Письма Ливен были всегда живыми, блестящими, деликатными. Серия писем, «пересыпанных, – как писал англичанин Ч. Гревилл, – блестками самого тонкого остроумия»
[391]. Они переписывались каждый день, зачастую возобновляя письмо по нескольку раз на дню. Политические обстоятельства, частые пребывания Гизо со своей семьей в Нормандии, путешествия княгини Ливен – все это надолго их разделяло. Переписка прерывалась разве что зимой, когда оба они были в Париже
[392]. Княгиня тяжело переносила расставания с Гизо; она упрекала его за длительное пребывание в Валь-Рише, за отсутствие писем, за то, что он ее разлюбил. Дарья Христофоровна писала ему 15 сентября 1838 г.: «Расставаясь со мной 16 августа, Вы, видимо, решили ко мне не возвращаться. Я это видела, я это чувствовала. Ваше предложение относительно Бадена (Гизо предлагал ей там встретиться с мужем, чтобы урегулировать их отношения. – Н.Т.) подтвердило мои опасения… Я верила, что Вы меня очень любите, я поверила в саму себя, и теперь я все потеряла, я совершенно одна, такая несчастная, как никогда прежде». На следующий день Ливен отправила Гизо короткую записку: «Почему Вы меня совсем не любите? Ваши письма такие изящные, но они такие холодные! Я кутаюсь, но никак не могу согреться!»
[393]. В другом письме она сообщала Гизо: «Вот триста писем, которые я Вам написала. Это не делает нам чести. Это плохо, когда люди, которые находят удовольствие в обществе друг друга, проводят треть жизни в разлуке»
[394].
Именно по этой причине Ливен не любила Валь-Рише. Для Гизо Валь-Рише служило воплощением его буржуазных идеалов, там он вел жизнь, соответствующую его убеждениям и той роли, которую он играл в обществе. Но именно этот мир деревни, семьи, чтения был чужд княгине, ревновавшей Гизо к Валь-Рише. Гизо, извиняясь за свою любовь к поместью, писал Дарье Христофоровне: «Я бы солгал, если бы не сказал, что я испытываю удовольствие, созерцая мой лес, сад, библиотеку, оранжерею и апельсиновые деревья… Это очаровательно. Конечно, в тысячу раз меньше, чем мгновение быть рядом с Вами, чем Ваше слово, Ваш взгляд… Не ревнуйте к моим здешним радостям; они этого не заслуживают. Но простите мне мои чувства»
[395]. Семейный и буржуазный мир, воплощенный в поместье Валь-Рише, представлял собой полную противоположность миру княгини, воплощенному в занимаемом ею особняке на улице Сен-Флорантен. Валь-Рише княгиня посетила всего лишь один раз, в 1846 г., между тем как Гизо очень хотел, чтобы она была рядом с ним в его поместье. Он писал Дарье Христофоровне 12 июля 1846 г.: «Это правда, что мы сами виноваты в наших расставаниях. Здесь чудесно. Моя долина превосходна. У меня есть три желания: тишина, уединение, покой. Я наслаждаюсь всем этим, но каждую минуту мне не хватает Вас… Если бы Вы были здесь, у меня было бы все»
[396].
Как известно, светский сезон в Париже длился от декабря до Пасхи. В течение мая светское общество покидало столицу. На лето парижане уезжали в свои замки или загородные дома. Если летняя резиденция располагалась достаточно близко от Парижа, течение светской жизни не прерывалось. У княгини Ливен был небольшой загородный дом совсем недалеко от Версаля, в Босежур, где она вела, по словам герцогини Доротеи де Дино, «совершенно пасторальную жизнь»; там у нее был маленький сад, где ее часто видели с маленькой лейкой в руках. Сюда же, в Босежур, ежедневно приезжал обедать Гизо
[397].
