Почему Гизо и княгиня Ливен не поженились? В 1839 г. княгиня овдовела, и в принципе ничто не препятствовало их браку. Гизо в одном из писем к английскому политику лорду Абердину, написанном после смерти княгини, намекал, что против брака была она: «Я не мог допустить, чтобы жена моя не носила моего имени, а она дорожила своим».
Утверждали, что княгиня не могла выйти замуж за Гизо якобы из-за своих «аристократических предрассудков». В работах, посвященных Дарье Ливен, часто приводится следующий факт. Гуляя как-то по Булонскому лесу с Марией Дмитриевной Нессельроде, супругой российского министра иностранных дел, Дарья Христофоровна сказала графине следующие слова относительно возможного брака с Гизо: «Милая моя, можете ли вы себе представить, чтобы меня называли госпожой Гизо?»
[398].
Вероятно, дело было отнюдь не в «предрассудках» Дарьи Христофоровны. Она очень любила Гизо, это видно из ее писем; он был для нее всем, она не могла без него жить. Но она не хотела терять свою свободу; ей нравилось ее положение в обществе и ее статус; отказаться от своего имени и титула ради того, чтобы стать женой французского буржуа, пусть даже ведущего политического деятеля, значило отказаться от своего международного престижа. Как отмечала Дж. Кромвель, стань Дарья Христофоровна «мадам Гизо», она превратилась бы во француженку, ее жизнь была бы подчинена жизни ее мужа, она оказалась бы зависимой от него. Брак означал бы конец ее независимости
[399].
Кроме того, совершенно ясно, какую реакцию вызвало бы известие о появлении «мадам Гизо» у российского императора! Княгиня не без оснований опасалась, что ее брак с французским буржуа грозил бы ей конфискацией ее российских капиталов. Хотя император Николай I все-таки проявил милость к опальной княгине (оставшись в Париже без императорского разрешения княгиня совершила очень дерзкий поступок. Николай прямо заявил князю Ливену, что если его жена не вернется, он «сотрет ее в порошок») и в 1843 г. разрешил ей остаться в Париже
[400].
Все это хорошо понимал и сам Гизо, страстно желавший, чтобы они с княгиней составили семейную пару; для него семейные ценности были священны. Он писал Ливен из Лондона, когда стал послом: «Я никогда с этим не помирюсь, я всегда буду сетовать на неполноту наших отношений, на то, что мы не живем вместе…»
[401].
Гизо понимал все сложности, связанные с этим браком. Во-первых, по личным причинам: учитывая разницу в стиле жизни домашних Гизо и его возлюбленной, их совместное существование оказалось бы нелегким. Гизо был очень привязан к своей семье, к матери, которая воспитывала его детей после смерти жены; он старался как можно больше времени проводить с ними в поместье Валь-Рише. Г-жа Гизо весьма ревниво относилась к даме сердца своего сына. Гизо писал княгине из Валь-Рише: «…Знаете ли Вы, что в моем доме, особенно у моей матери, Вы вызываете огромную ревность. Если бы я не приехал сюда, она была бы в полной уверенности, что Вы были единственной тому причиной»
[402]. Во-вторых, по причинам общественно-политическим: женись самый влиятельный министр конституционной монархии на подданной царя, это возмутило бы очень и очень многих. Связь Гизо с княгиней и без того вызывала нарекания журналистов; едкие статьи об их отношениях постоянно появлялись во французских газетах. В начале лета 1842 г. в «Шаривари» появились две недоброжелательные статьи в адрес Гизо и Ливен. Одна из них была озаглавлена «Два голубка», вторая – «Прогулка в тильбюри при свете луны»
[403]. «Французскому министру не пристало выставлять напоказ свой союз с иностранной эгерией», – писала другая газета
[404]. Поскольку княгиня Ливен находилась в переписке с императрицей Александрой Федоровной, ее считали русской шпионкой.
Между тем по Парижу циркулировали слухи о том, будто бы Гизо и Ливен тайно обвенчались
[405]. Опровергая их, Гизо писал своей приятельнице Лор де Гаспарен: «То, что Вам говорят, не имеет под собой никаких оснований. Я очень привязан к мадам Ливен, и она занимает большое место в моей жизни. Но все остальное – ложь. И к тому же плохо продуманная. Разве можно допустить, что в нашем обществе возможен тайный брак?»
[406].
Посольство в Лондоне
5 февраля 1840 г. Франсуа Гизо был назначен на дипломатический пост посла Франции в Великобритании. Эта должность в годы Июльской монархии имела особое значение. В условиях, когда консервативные дворы весьма настороженно отнеслись к восшествию на престол короля Луи Филиппа, французская дипломатия особые надежды возлагала на «сердечное согласие» с Великобританией. До этого времени Гизо никогда не бывал в Англии, но всегда интересовался английской историей, еще со времен Реставрации был приверженцем английской политической системы, встречался с некоторыми английскими политическими деятелями и литераторами в Париже.
В это время в Великобритании у власти находилось вигское правительство во главе с лордом Мельбурном. Министерство иностранных дел возглавлял лорд Пальмерстон.
25 февраля Гизо отправился в Лондон. Когда он высадился в Дувре, ему показалось, что Англия очень непохожа на его родную страну; однако уже спустя два часа «это впечатление рассеялось, мне показалось, что я у себя дома. По сути, это та же цивилизация, и у нас гораздо больше общего, чем различного». Британская столица поразила нового французского посла. Он делился с княгиней своими первыми впечатлениями: «Лондон показался мне гораздо красивее, нежели я ожидал, дома гораздо меньше, но в целом вид очень монументальный. Но какая монотонная серость! Весь день без света»
[407]. Гизо обосновался в Хертфорд-Хауз, в здании посольства Франции, на Манчестер Сквер.
