Франция: 15 июля 1840 г. без ее участия была подписана Лондонская конвенция. Гизо узнал о ее содержании только спустя два дня. Лондонская конвенция явилась одним из переломных моментов в истории Восточного вопроса. Она не только констатировала принцип закрытия проливов, изолировала Францию, но и наметила широкую программу нового вмешательства европейских стран в дела Османской империи. На основе Лондонской конвенции была подготовлена и проведена Сирийская экспедиция 1840 г., направленная как против Мухаммеда Али, так и против Франции, в которой приняли участие английские и австрийские военно-морские силы.
Подписание Конвенции привело к серьезному осложнению международной обстановки, вызвав обострение взаимоотношений Франции с Великобританией, Пруссией, Россией и Австрийской империей. Правительство Тьера в спешном порядке стало проводить мероприятия по увеличению вооруженных сил Франции, планируя довести их численность до 900 тысяч. Эти приготовления Тьер рассматривал как оборонительные, как средство оказания давления на страны, подписавшие Лондонскую конвенцию, с целью изменения ее условий. И только если державы не пойдут на уступки Франции, она могла прибегнуть к силовым методам.
В конце октября Тьер подготовил Луи Филиппу проект речи, которую король должен был произнести при открытии Палат 28 октября 1840 г. В этой речи говорилось о возможности войны и содержалась просьба о предоставлении кредита на вооружение 500 тыс. человек. Король отклонил этот проект, найдя его слишком воинственным. Как говорил Гизо, война против европейской коалиции «из-за какой-то части Сирии», не входила в планы короля Луи Филиппа; Тьер подал в отставку.
Новым министром иностранных дел в кабинете, созданном 29 октября под руководством маршала Николя Сульта, стал Франсуа Гизо. Поскольку именно Гизо стал ключевой фигурой в этом кабинете, министерство, как правило, именовали правительством Сульта – Гизо, хотя официально премьер-министром Гизо стал только 29 сентября 1847 г. Настал звездный час Гизо…
Глава 5
Человек с бульвара Капуцинов: во главе Министерства иностранных дел
Министерство 29 октября
За восемнадцать лет существования режима Июльской монархии сменилось семнадцать министерств, причем все эти изменения происходили в первые десять лет. Луи Филипп, не довольствовавшийся тезисом «король царствует, но не управляет», хотел отделаться от сильных политиков, таких как Л.-В. де Брой и А.Тьер, создавая нестабильные министерства и не противодействуя затяжным министерским кризисам. К концу 1830-х Июльская монархия сумела отбить прямые атаки ее противников и стабилизировать политическое положение в стране. С 1840 г. можно говорить о создании стабильного правительственного большинства: к 1846 г. оппозиция в палате депутатов составляла 168 человек, министерское большинство – 291 (такая стабильность министерства Сульта – Гизо во многом была обеспечена за счет значительной пропорции депутатов-чиновников – 188 из 459 депутатов)
[428].
Луи Филипп был королем в высшей степени умным, активным и властным; суть его правительственной системы заключалась в том, чтобы управлять Францией с помощью, а не посредством палат. Кроме того, он полагал, что должен обладать властными полномочиями еще и потому, что если он станет «бессильным» конституционным монархом и предоставит решение всех вопросов профессиональным политикам, то те ввергнут страну в ужасную смуту, революцию, войну, а его самого лишат престола
[429]. Луи Филипп и Гизо составили особую политическую пару, отличавшуюся своей стабильностью, единством и силой. Как отмечал Г. де Брой, эта пара была «герметично закрыта от внешних воздействий»
[430]. Гизо говорил, что политика Луи Филиппа – это и его собственная политика, а король отвечал, что Гизо – это его уста.
В то же время поначалу король не испытывал особой симпатии к Гизо, находя его негибким и слишком сдержанным. Кроме того, Гизо ведь был одним из лидеров коалиции против графа Моле, наиболее «удобного» для Луи Филиппа министра. Однако постепенно Гизо завоевал доверие короля: несмотря на кажущиеся заметные различия между ними, у них было и много общего: огромная трудоспособность, интерес к политике, глубокое знание Англии, любовь к порядку и миру, единодушие взглядов по многим вопросам
[431].
Между ними действительно установилась полная гармония и единодушие взглядов. Нельзя сказать, что король узурпировал все ветви власти; одной из важных составляющих режима представительного правления является разделение власти между кабинетом министров, элементом подвижным, и главой государства, элементом фиксированным. За восемь лет между этими элементами произошла своего рода спайка, соединение. В то же время, такое теоретическое и тактическое согласие установилось только между Луи Филиппом и Гизо, а не в целом между королем и правительством, между правительством и обществом, а непопулярность в обществе Гизо стала распространяться и на самого короля. По словам французской исследовательницы А. Мартен-Фюжье, Гизо и Луи Филиппа связывали, прежде всего, «их общие ошибки, которые они слепо приумножали. Занятые, главным образом, внешнеполитическими делами, в области внутренней политики они обеспечили неподвижность, ставшую фатальной для режима»
[432].
* * *
Возвращение Гизо в Париж еще больше укрепило узы, связывавшие его с княгиней Ливен. По словам видного французского исследователя П. Тюро-Данжена, отношения между ними представляли «странное зрелище». Он писал об «общеизвестной близости между главным хранителем всех государственных секретов и иностранкой, которая совсем недавно играла одну из ключевых ролей в дипломатии враждебного Франции монарха»
[433]. Между тем Ливен была настоящим другом, и у Гизо не было повода сожалеть о своей доверительности. Далеко не все современники разделяли это мнение, полагая, что княгиня могла использовать Гизо в своих интересах. Так, например, Виктор Гюго приводит полушутливые-полусерьез-ные слова короля Луи Филиппа по этому поводу, сказанные им министру внутренних дел Дюшателю: «Неужели у Гизо нет ни одного друга, который бы дал ему полезный совет? Он, должно быть, плохо знает этих северных женщин. О, с ними нужно быть очень осторожным. Если такая женщина имеет дело с человеком моложе себя (пусть даже на один год! – Н.Т.), она высосет из него всю кровь»
[434].
Ливен весьма позитивно оценивала назначение Гизо на пост министра иностранных дел, считая его важным шагом на пути к стабилизации внутриполитической ситуации во Франции. Она писала своему другу лорду Абердину 16 ноября 1840 г.: «Приход Гизо к власти вызвал живое чувство удовлетворения и доверия со стороны одних, негодование и ненависть у других… Оппозиция напугана. Улицы стали спокойнее… Котировки на бирже повысились, все вернулось в нормальное русло»
[435]. Кроме того, она подчеркивала миролюбивые заявления Гизо и его стремление к восстановлению «европейского концерта» и отмечала, что «заграница, особенно Англия, продемонстрировала свою поддержку такому стороннику мира и порядка, в которой было отказано министерству смутьяна и фанфарона (как вы его очень хорошо назвали)»
[436] (имеет в виду А. Тьера. – Н.Т.).
