Франко-английское «сердечное согласие»
После Июльской революции, осложнившей международное положение Франции, главную возможность стабилизировать ситуацию либералы-орлеанисты усматривали в сближении с Великобританией. Установление «сердечного согласия» между двумя странами было одной из основных внешнеполитических задач французских политиков. Как отмечал английский исследователь Роджер Балл ей, в начале 1830-х Франция и Великобритания впервые за столетия рассматривали друг друга, скорее, естественными и очевидными союзниками, чем постоянными и непримиримыми врагами
[488].
Однако общественное мнение Франции, сугубо антибританское еще со времен Столетней войны, а потом войны за «испанское наследство», не говоря уже о наполеоновских войнах, не было готово к проанглийской ориентации орлеанистов. Оппозиция обвиняла правительство в проведении антинациональной политики, в принесении в жертву истинных интересов страны мнимому «сердечному согласию» с Великобританией, презрительно именуя кабинет Сульта – Гизо «министерством заграницы», а самого министра иностранных дел «лордом Гизо» или «лордом Валь-Рише», имея в виду его якобы проанглийскую политику
[489]. Это приводило к осложнению внутриполитической ситуации в стране, способствовало формированию оппозиции, главным объектом критики которой была именно внешняя политика Луи Филиппа.
Гизо рассматривал укрепление отношений с Великобританией не как самоцель и действовал не из-за страха перед Великобританией, стремясь «ублажать» ее, в чем его обвиняла оппозиция. Если бы Франция так «боялась» Великобритании и действовала исключительно в угоду ей, она бы не стала второй колониальной державой мира. Он стремился использовать «сердечное согласие» как средство достижения Францией своих национальных задач, как возможный метод усиления ее позиций в Европе, стремясь вынудить Великобританию стать союзницей Франции против России (конкурента Великобритании на Ближнем Востоке, на Кавказе и на путях к Индии), при нейтрализации Пруссии (в то время союзника России и врага пробританских либералов в Европе) и Австрийской империи (как и Пруссия, чуждой Великобритании идеологически и во многом ее конкурента на Балканах и в Средиземноморье). В то же время во Франции понимали, что сближения с Англией можно было достичь, только разрешив наиболее спорные вопросы в двусторонних отношениях: отказавшись от активной колониальной политики, а также от распространения французского влияния на Бельгию и на Пиренейский полуостров.
Большое значение в англо-французских отношениях того времени имели личная симпатия, даже дружба, возникшая между Гизо и Абердином, ставшим в 1841 г. главой внешнеполитического ведомства. Гизо очень высоко оценил качества этого политика. Он писал: «Настоящий и гордый англичанин, но гордый без предрассудков и зависти, верный традициям своей страны, но чуждый косности партий или народа». Гизо подчеркивал, что, хотя Абердин принадлежал к партии тори, он был человеком либеральных взглядов, не разделяя «их предубеждений, их страстей, их завещанного преданием упорства»
[490]. Можно согласиться с мнением английского исследователя Д. Джонсона, что именно эта дружба «создавала истинную основу «сердечного согласия»
[491]. В этих условиях дружба княгини Ливен с английским министром также была весьма полезна для франко-английских отношений. Отношения Ливен с Абердином не всегда были такими душевными. В самом начале их знакомства она отзывалась о нем иначе. Она находила, что его взгляды «низки и подлы»
[492], потому что он в то время недоброжелательно отзывался о русской политике. Но теперь, когда она сама была сторонницей «сердечного согласия» (понимая, что на франко-российское сближение рассчитывать не приходится), она была признательна лорду Абердину за то, что он доброжелательно относился к Гизо и также был заинтересован в нормализации отношений между двумя странами. Действительно, она любила всякого, кто сочувственно относился к Гизо. Понравиться ему было самым верным средством добиться симпатии княгини.
Однако оппозиция во Франции полагала, что «сердечное согласие» существовало только между министрами, но не между странами
[493]. Да и сам Абердин отмечал, что «сердечное согласие» оставалось «доверием на один день»
[494], что неоднократно подтверждалось в моменты острых международных кризисов. Действительно, в силу серьезных противоречий и острой конкурентной борьбы между Францией и Великобританией в Европе и других частях света, зачастую «сердечное согласие» являлось таковым только на бумаге, и повсюду интересы двух стран вступали в противоречие, будь то в Европе, в Средиземноморье, на Ближнем Востоке или в Океании.
Кроме того, англо-французским отношениям не хватало «сердечного согласия» между монархами. Чтобы восполнить этот пробел, летом 1843 г. королева Виктория решила нанести визит королю Луи Филиппу. Инициатива исходила от английской стороны: посол
Великобритании в Париже лорд Каули 23 августа просил о встрече с Гизо, чтобы сообщить ему о намечающемся визите. Поскольку этот визит мог быть неоднозначно воспринят как в Париже, так и в Лондоне, о нем не сообщалось заранее и сам он имел, скорее, семейный характер.
Брачные союзы между Орлеанами и Саксен-Кобургами были в Европе достаточно распространены. Королева Виктория приходилась племянницей королю Бельгии Леопольду и, следовательно, его жене, дочери Луи Филиппа, королеве Марии Луизе. Принц-консорт Альберт, по просьбе Виктории, имел разговор о намечающемся визите с Марией Луизой, просил ее предупредить об этом свою мать, французскую королеву Марию Амелию, и хранить эту новость в секрете даже от Луи Филиппа
[495].
